Государев воевода князь Петр Иванович Потемкин! Этот – да. Этот – может. Ничуть не хуже Валленштейна или какого-нибудь там Батория! Вот под началом такого человека можно и повоевать… как уже случалось с года два-три назад в Речи Посполитой, как раз перед знаменитой Переяславской радою. Лихое времечко было, ага! С тех пор и воевода-князь Никиту Бутурлина запомнил, как воина храброго и деятельного…
Эх, поскорей бы призвал государь! Должен, должен призвать, в самое ближайшее время! Раз уж война идет, так – почему бы… Повоевать! Отвлечься от всех мыслей паскудных, от светлого образа Анны, Аннушки, Анюты… Эх! Да где же это черт Ленька? Да привезет ли он водку, наконец?!
Кто-то осторожно постучал в дверь. Никита Петрович обрадованно отбросил книгу:
– Ленька! Уже? Вот молодец!
– Господине, можно?
Нет, не Ленька. Да и как он мог успеть? Девчонка та, сенная, холопка – Серафима. Однако же – мастерица, да.
– Чего тебе? – скосив глаза, хмуро бросил Бутурлин. – Обедать – нет, не буду. Вот, как Ленька вернется – тогда поглядим.
– Я, батюшко, не про обед, – переступив порог, девушка низко поклонилась. – Наперсток забыла.
– Наперсток? Ну, иди, посмотри тут…
Пожав плечами, молодой человек вновь потянулся к книжке – все ж лучше умного немца почитать, чем болтать по-пустому с глупой холопкой.
– Ой, батюшка… Может, наперсток-то мой под лавку закатился? Я погляжу?
– Погляди, погляди…
Склонилась девка, руками под лавкой зашарила… Платок ее скромненький, белый, развязался, упал… да прямо барину на колени.
– Ой!
Смутилась холопка, на хозяина глянула… Волосы пышные от бьющего через окно солнышка золотом сусальным блеснули, глазищи голубые словно ожгли огнем! А как ресницы затрепетали! Ох, красива девка-то, красива… И как это он, Никита Петрович, раньше такое богатство не углядел? Впрочем, обижать девушку не хотелось. И что с того, что он, Бутурлин, помещик, а она – его девка дворовая? Все же – человек. Мастерица какая… и вот – красавица, да.
– Ты, милая, может, кваску хочешь? – прогнав грустные мысли, улыбнулся помещик.
– А, господине, испила бы! – губки пухленькие растянулись в улыбке, глазки голубенькие заблестели. – Коли угостишь – выпью.
– Ну, садись, садись, – подвинулся на лавке Бутурлин. – Посейчас прикажу квасу… Эй, кто там есть?
– Да, батюшка, я б и сама сбегала. Квас-то на леднике, недалече.
– Ну, беги, чего уж… Наперсток-то свой нашла?
Про наперсток девчонка ничего не ответила, не успела. Метнулась, убежала, только пятки сверкнули, да дернулась, ударила по плечам коса. Так вот, с непокрытой головой, и унеслась Серафима, забыла и платок повязать. Эх, красива дева…
Обернувшись, Никита глянул в окно – не скачет ли Ленька? Не, нету. Да и рановато еще. До хомякинской-то усадьбы
