двух десятков крутых парней, готовых предать город огню и мечу. Было поздно, праздник кончился, большинство гулявших разошлись по домам, а те, кто еще шатался по улицам с разбитыми фонарями, завидев банду, торопливо расступались. Но вот один тип с двумя девушками зазевался, и бандиты начали к ним цепляться. «Две чувихи на тебя одного, – ласково начал Тузик. – С нами не поделишься?» Мужик побелел, как простыня, поняв, что попал в серьезный переплет, и попробовал обернуть все в шутку, но вдруг согнулся пополам: Тузик ударил его кулаком в живот. Потом сделал знак остальным, и те принялись за девушек, стали рвать на них одежду. Дело шло к изнасилованию. Одна из них уже стояла совершенно голая: толстая, с бледной кожей, должно быть, простая работница из какого-нибудь общежития в Салтовке. Бандиты один за другим лезут руками в ее скрытую волосами дыру. Эдуард тоже попробовал: внутри было сыро и холодно, а когда он вытащил пальцы, на них была кровь. Это его мгновенно отрезвило, возбуждение спало. В нескольких метрах от него остальные, по очереди, насилуют вторую девушку. А мужика немилосердно избивают. Он стонет, но все тише и тише и, наконец, совсем замолкает. Одна сторона его лица похожа на кровавую кашу.
Наступил момент общего замешательства, и на сей раз Эдуарду удалось улизнуть. Он быстро шагал, зажав под мышкой коробку домино, а в кармане у него лежал нож и тетрадь со стихами. Он шел наобум, куда глаза глядят. Не к Кадику и не к Косте. В конце концов оказалось, что он шел к Светке. Ему страстно хотелось или переспать с ней, или ее убить. Если она одна, то он ее трахнет, если с Шуриком – то убьет. Обоих. Нет причин лишать себя такого удовольствия: его, как несовершеннолетнего, не расстреляют, дадут лет пятнадцать, и приятели будут уважать его как героя. Время было позднее, но мать Светки, которую все считали проституткой, открыла ему дверь. Светка еще не вернулась.
– Хочешь ее подождать?
– Нет, я зайду потом.
И он снова ушел в темноту и все шагал и шагал, взбудораженный, раздираемый гневом, отвращением и другими чувствами, распознать которые был не в состоянии. Когда он пришел во второй раз, Светка уже вернулась. Одна. То, что было потом, он помнит смутно, но особых разговоров между ними не было. Эдуард оказался с ней в постели, и он ее трахнул. В первый раз. И спросил: «Шурик так вставляет тебе свою штуку?» Кончил он слишком быстро. Светка зажгла сигарету и стала излагать ему свой взгляд на вещи: женщина созревает быстрее, чем мужчина, поэтому, чтобы добиться сексуальной гармонии, мужчина должен быть старше. «Ты мне правда очень нравишься, Эдик, но ты же видишь, ты слишком маленький. Можешь остаться до утра, если хочешь».
Эдуард не хочет. Он уходит в бешенстве; он считает, что люди заслуживают того, чтобы их убивали, и решает, что, став взрослым, станет их убивать. И пусть не надеются, что у него дрогнет рука.
6
Следующая сцена разворачивается пять лет спустя, в комнате, где живет семья Савенко. Полночь, Эдуард раздевается, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мать, которая
