назад затонула «Хадсон Квин» и Старшого схватила полиция. Казалось, это было так давно. Так давно. А выходит, прошел всего год. Сколько же будут тянуться двадцать пять лет?
От этой мысли я так загрустила, что несколько недель совсем не могла работать. Синьор Фидардо это, конечно, заметил. Поэтому он поручил мне отремонтировать аккордеон-мюзет, который сдал ему в починку посол Франции в Лиссабоне. Посол очень дорожил своим инструментом, и синьор Фидардо пообещал, что займется им собственноручно.
– Не подведи меня, Салли Джонс, – сказал синьор Фидардо. – Я жду от тебя первоклассной работы. Иначе мне несдобровать.
Синьор Фидардо знал, что делает. Мне не оставалось ничего другого, кроме как взять себя в руки, и через несколько дней у нас в мастерской все пошло своим чередом. Постепенно тяжелые мысли оставили меня.
Примерно в то же время Ана начала раз в неделю выступать в «Тамаринде» – ресторане на Руа-де-Сан-Мигел, где пели фаду. Хозяин ресторана услышал, как Ана пела на похоронах его тетушки на кладбище Празереш, и пригласил ее к себе.
Теперь субботние вечера Ана проводила в «Тамаринде». Мы с синьором Фидардо всегда ходили ее слушать. Таково было ее условие. Иначе Ана выступать не соглашалась, а с нами, говорила она, похоже на обычный воскресный вечер дома, за кухонным столом.
Со временем Ана становилась все более уверенной – и в себе, и в своей публике. Скоро она совсем перестала бояться и могла обходиться без нас. Но мы с синьором Фидардо все равно продолжали ходить в «Тамаринд». Анино пение не может наскучить.
У нас был свой столик в углу рядом со сценой. Это Ана устроила. И очень даже кстати, потому что в те вечера, когда она выступала, маленький ресторанчик был набит до отказа. Столики бронировали за много недель вперед. Хозяин «Тамаринда» даже начал открывать окна нараспашку и выставлять на тротуар стулья, чтобы люди могли слушать и с улицы тоже. Но стульев скоро стало не хватать. Тогда кто-то догадался приносить стулья из дома. Каждую субботу под окнами «Тамаринда» собиралось все больше и больше людей со своими стульями. А те, кто жил поблизости, притаскивали даже диваны и кресла. На Руа-де-Сан-Мигел стало так тесно, что полиция решила вовсе перекрыть автомобильное движение на этой улице субботними вечерами. Таким образом, констебли тоже могли послушать Анино пение.
Директор обувной фабрики Сантуш любил фаду. Однажды он слышал, как Ана поет за работой, и хотел услышать еще. Несколько недель подряд он пытался заказать столик в «Тамаринде», но безуспешно – мест не было. В конце концов директору это надоело, и он вызвал Ану к себе в кабинет:
– Госпожа Молина, – сказал он. – С сегодняшнего дня я предоставляю вам оплачиваемый отгул в субботу, но при условии, что вы будете петь в «Тамаринде» и в пятницу тоже. Тогда, глядишь, и мне повезет и я смогу наконец заказать себе столик!
Анино имя стало известно не только в Алфаме, но и во всем Лиссабоне. В городе, случалось, к ней подходили незнакомые люди – жали руку и говорили комплименты. У нее даже появился тайный поклонник, который писал ей
