меня разбудило.
Это был звук – в лесу позади заброшенного дома что-то потрескивало. Вскоре далеко за деревьями я увидела мелькающий свет.
Я вылезла из койки и прокралась к Старшому. Он сразу проснулся, стоило мне слегка потрясти его за плечо. Моряк на борту никогда не спит глубоким сном.
Я указала на лес. Свет между деревьями стал ярче, судя по всему, кто-то шарил с фонарем по кустам.
Не прошло и минуты, как мимо дома проехала запряженная лошадью телега и выкатилась на ухабистую лужайку перед пристанью. На козлах сидело трое мужчин, еще один ехал следом за телегой верхом на собственной лошади. Все четверо были одеты как крестьяне, в потертые куртки, цигейковые жилетки и фетровые шляпы с широкими полями.
Всадник спешился, потянулся и сошел на пристань. У него была короткая черная борода, поблескивающая серебром в лунном свете. Старшой перелез через релинг и спрыгнул к нему на пристань.
– Ну слава богу! – воскликнул бородач и загоготал. – Вы добрались! Не иначе, вас охранял сам святой Николай! Монфорте я. Можете звать меня папа Монфорте. Так зовут меня друзья!
Он протянул Старшому огроменную пятерню.
– Мои люди хотят поскорее вернуться домой, в свою деревню, – продолжил папа Монфорте, когда они пожали друг другу руки. – Так что лучше нам сразу погрузить ящики на ваш бот. Вы не возражаете?
Мужчины, сидевшие на козлах, уже соскочили на землю и начали развязывать веревки, которыми был перевязан груз.
– Да нет. Можно и погрузить… – ответил Старшой.
– Вот и славно! – засмеялся папа Монфорте и дружески похлопал Старшого по плечу. – Тогда за дело!
Старшой снова забрался на борт. Мы зажгли две керосиновые лампы, открыли грузовые трюмы и стали готовить паровую лебедку. Старшой трудился молча и сосредоточенно. Он был очень задумчив.
– Не нравится мне все это, – шепнул он, когда мы уже приготовились выдвинуть грузовую стрелу. – Зачем грузить изразцы среди ночи? Да еще в такой глуши?
Я кивнула. Странно, очень странно.
Папа Монфорте и его работники ждали возле телеги. В свете фонаря я разглядела, что они следят за Старшим мрачными, пристальными взглядами. Такой взгляд бывает у солдат и бандитов, никак не у крестьян.
Старшой почесал подбородок – так он делает всегда, когда собирается принять решение. Потом взял фонарь и спустился на берег. Я протянула руку, пытаясь остановить его. Но было поздно.
– Все готово? – услышала я голос папы Монфорте.
– Готово, – ответил Старшой. – Но сперва я хочу заглянуть в ящики.
Лица папы Монфорте было не разглядеть. Он снова загоготал. Почти как раньше, только не так сердечно.
– Как это понимать? – спросил он.
– Хочу посмотреть, что в ящиках.
– Вы же и так это знаете, друг мой. В ящиках – азулежу.
По спине Старшого я видела, как он напряжен.
– Изразцы
