их глазурью? – спросила Хеймпи.
– А можно я сначала покажу папе вот это? – Анна закрасила синим последний кусочек моря.
Хеймпи кивнула.
На этот раз Анна не сразу открыла дверь, а постучалась и дождалась, пока папа скажет: «Войдите». В комнате горел только прикроватный ночник, и кровать казалась островом света в царстве теней. Анна едва различала папин письменный стол с пишущей машинкой, заваленный таким количеством бумаг, что они перевешивались через край и грозили сползти на пол. Из-за того что папа часто работал ночью, его кровать стояла тут же, в кабинете: так он не мешал маме спать.
Глядя на папу, трудно было подумать, что ему стало лучше. Сильно осунувшийся, он сидел неподвижно, сосредоточенно глядя перед собой. Но, когда вошла Анна, улыбнулся. Она показала ему стихотворение и картинку. Папа прочел стихотворение целых два раза и похвалил его. Картинка ему тоже очень понравилась. А когда Анна рассказала про фрейлейн Ламбек, они оба очень смеялись. Сейчас папа вел себя как обычно, и Анна спросила:
– Тебе действительно нравится стихотворение?
Папа кивнул.
– Тебе не кажется, что оно недостаточно жизнерадостное?
– Ну, – сказал он, – кораблекрушение – не то, о чем можно рассказывать жизнерадостно.
– А моя учительница фрейлейн Шмидт считает, что я должна писать что-нибудь жизнерадостное – о весне, о цветах.
– А тебе самой хочется писать о весне и цветах?
– Нет! Я хочу писать о разных катастрофах.
Папа чуть заметно усмехнулся. Возможно, заметил он, желание Анны вполне соответствует нынешнему моменту.
– Как ты думаешь, – вдруг забеспокоилась Анна, – ничего, что я пишу о катастрофах?
Папа сразу посерьезнел.
– Конечно. Если тебе хочется писать о катастрофах, нужно писать о катастрофах. Не нужно стараться угодить другим. Хорошо написать можно только о том, что тебя действительно волнует.
Анну вдохновили папины слова, и она решилась спросить, сможет ли она, Анна, когда-нибудь стать знаменитой. Как он думает? Но тут рядом с кроватью так громко зазвонил телефон, что они оба вздрогнули.
Папа снял трубку, и на его лице опять появилось выражение озабоченной сосредоточенности. Все-таки странно, подумала Анна, как по-разному может звучать папин голос. «Да… да…» – отвечал папа и еще сказал что-то про Прагу. Анне стало неинтересно. Но папа скоро закончил разговаривать.
– Наверное, лучше тебе сейчас бежать, – проговорил он и обнял Анну. – А то еще, чего доброго, подхватишь мой вирус.
Анна помогла Хеймпи покрыть пирожки глазурью, и они вместе с Максом и Гюнтером съели их. Осталось три пирожка, которые Хеймпи положила в бумажный пакет, чтобы передать маме Гюнтера. А перед тем как Гюнтер ушел, она еще дала ему сверток с вещами, из которых Макс уже вырос, а Гюнтеру они были как раз.
Остаток вечера Макс и Анна провели, играя в разные игры. На Рождество им подарили красивую
