Для слабого пола noblesse oblige[50] – пустой звук.
– Конфиденциальные сообщения не сообщают даже родной тетке, если ты, конечно, достойный конфидент.
– Ну да ладно, теперь мне все известно, и Спод, он же Сидкап, у меня в руках. Как отчетливо я помню тот день в Тотли-Тауэрсе, – задумчиво и восторженно глядя вдаль, проговорила тетя Далия. – Вот, казалось, он надвигается на тебя с хищным блеском в глазах и с пеной в углах рта, но тут ты поднимаешься, спокойный как огурчик, и говоришь: «Минутку, Спод. Одну минутку. Вам, может быть, небезынтересно будет узнать, что про «Юлейлию» мне все известно». Как я тобой восхищалась!
– Естественно.
– Ты был похож на укротителя львов, бросающего вызов хищному монарху джунглей.
– Н-да, некоторое сходство просматривается.
– А он сразу сник. Я в жизни не видела ничего подобного. У меня на глазах он сник и весь скукожился, как мокрый носок. И то же самое произойдет с ним, когда он приедет сегодня вечером.
– Вы хотите отвести его в сторонку и сообщить, что вам известен его позорный секрет?
– Именно. И настойчиво порекомендую, когда Том покажет ему ожерелье, сказать, что это прелестная вещица и вполне стоит той цены, которую Том за нее отдал. Осечки быть не может. Подумать только, владелец магазина «Сестры Юлейлии»! Загребает, наверно, кучу денег. Я заезжала к ним месяц назад купить панталоны с корсетом, так магазин ломился от покупателей. Деньги лились на прилавки, как волна цунами. Да, и кстати насчет панталон. Флоренс только что показывала мне свои. Не те, что на ней, я имею в виду, а которые у нее в запасе. Спрашивала, как я их нахожу. И вот что я тебе скажу, мой козленочек, – тетя посмотрела на меня с родственным участием, – тут у тебя положение очень серьезное.
– Вы считаете?
– Крайне серьезное. Она решительно настроена на то, чтобы свадебные колокола на этот раз сыграли свою песню. Где-то в ноябре, она говорит, на Ганновер-сквер, у Святого Георгия. Уже вовсю рассуждает о подружках, об угощении. – Тетя Далия замолчала и оглядела меня с некоторым недоумением. – Ты словно бы и не расстроен, – заметила она. – Неужто ты один из тех, у кого нервы из закаленной стали, как пишут в книгах?
Я опять развел руками, на этот раз без бедственных последствий для посуды на подносе:
– Я отвечу вам, престарелая родственница. Когда обручался столько раз, сколько раз обручался я, и всегда в последний миг бывал спасен от гибели у подножия эшафота, начинаешь верить в свою звезду. Сохраняешь ощущение, что не все еще потеряно, пока не окажешься у ограды алтаря, и орган не заиграет «О святая любовь», и священник не задаст вопрос: «Согласен ли ты?» В настоящее время я попал в суп, это факт, но все может еще с Божией помощью обойтись, мне будет даровано спасение, и не исключено, что я выберусь из суповой кастрюли целым и невредимым.
– То есть ты не отчаиваешься?
– Нет. Я возлагаю надежды на то, что, все хорошенько обдумав, эти два гордых расплевавшихся сердца договорятся
Положение обязывает (
