квартирах Блумсбери и тому подобных местах, а уж там умеют отбрить как нигде.
– Так что вот, – заключил Сыр Чеддер, немного помолчав, – слово за слово, пошли в ход резкие выражения, оглянуться не успели – а уже она отдает мне кольцо и заявляет, что будет рада при первой моей возможности получить назад свои письма.
Я горестно поцокал языком. Но он раздраженным тоном попросил, чтобы я не цокал, и я перестал, объяснив, что цокал исключительно потому, что его трагический рассказ меня глубоко тронул.
– У меня сердце сжимается от сострадания, – сказал я.
– Ах, сжимается?
– Безмерно.
– Хо!
– Ты что, сомневаешься в моем сочувствии?
– Еще как сомневаюсь, черт подери. Я же тебе сказал, что обдумываю решение, и решить мне надо вот что: знал ты заранее, что произойдет? Предвидел своим дьявольски хитрым умом, как обернутся события, если ты отрастишь усы и покажешься в них Флоренс?
Я попробовал издать веселый смешок, но, знаете, эти веселые смешки, они не всегда получаются, когда тебе надо. Этот смешок даже на мой собственный слух больше походил на хрип.
– Ну что? Прав я? Такую мысль ты держал в своем дьявольски хитром уме?
– Вовсе нет. И кстати сказать, я не обладаю дьявольски хитрым умом.
– Зато Дживс обладает. Возможно, замысел принадлежит ему. Признайся, это Дживс подстроил мне ловушку?
– Мой милый! Дживс не строит ловушек. Он счел бы это для себя непозволительной вольностью. И к тому же, как я тебе уже говорил, он возглавляет общественное движение против моих усов.
– М-м-м, пожалуй. Да, я склонен снять с него обвинение в соучастии. Улики говорят, что ты сам это придумал.
– Что еще за улики?
– Когда я сидел у тебя и сказал, что должна прийти Флоренс, случилась одна многозначительная вещь: ты просиял.
– Ничего я не сиял.
– Это уж извини. Я прекрасно разбираюсь, когда человек сияет, а когда нет. Твое лицо было для меня как открытая книга. «Настал ответственный момент, – говорил ты себе. – Сейчас она их увидит».
– Ничего подобного. Если я и просиял, в чем я очень сомневаюсь, то разве, может быть, из тех соображений, что, как только она появится, ты наконец уберешься.
– Ты хотел, чтобы я убрался?
– Да, хотел. Ты занимал место, которое мне было нужно для других целей.
Это был вполне убедительный ответ, я видел, что Сыр заколебался. Он провел по лбу своей мясистой лапой, искореженной гребным спортом.
– Это надо будет обдумать. Да-да, надо будет обдумать.
– Вот и отправляйся прямо сейчас и начинай обдумывать не откладывая, мой тебе совет.
– Так и сделаю. Буду думать, соблюдая полнейшее беспристрастие, взвешивая то и это. Но если мои подозрения окажутся справедливы, уж я знаю, как поступить.
С
