о семье Турссон содержалось не особенно много. Мужчина и женщина лет сорока с дочерью. Муж работает в финансовом отделе муниципалитета, а жена – в здравоохранении. Их дочка часто играла с соседскими мальчиками. На Пасху они уезжали к родственникам и вернулись домой в среду вечером. На следующее утро Корнелия побежала к соседям и обнаружила трупы. Жаль, что Турссонов не было дома. Расстояние между домами невелико, Турссоны, вероятно, слышали бы выстрелы и смогли бы указать точное время убийства. Кроме того, это избавило бы их дочку от жуткого впечатления – от вида убитой Карин в прихожей. Правда, это с таким же успехом могло бы закончиться катастрофой, если бы они побежали к соседям посмотреть, что происходит, или, еще хуже, если бы их дочка уже играла там с мальчиками.
Торкель решил, что Турссонам все-таки повезло, что они предпочли отмечать Пасху не дома. Преступник действовал настолько хладнокровно, что мог бы без проблем убить еще кого-то. Еще многих.
Феликс Турссон открыл дверь и, увидев полицейское удостоверение, пригласил Торкеля в гостиную, где сидели остальные члены семьи. Мама с дочкой, которая обнимала ее так крепко, что, казалось, вообще не собиралась ее выпускать.
– Сколько же тебе лет? – приветливо спросил Торкель, когда мать назвала свое и дочкино имена: Ханна и Корнелия.
– Девять. Так ведь, солнышко, тебе девять? – Корнелия не подтвердила и не опровергла ее слова, только крепче прижалась к матери и уткнулась лицом ей в грудь.
Торкель уселся на один из диванов напротив и извинился за то, что помешал. Они понимающе кивнули, и Торкель почувствовал в их взглядах откровенную надежду: в их глазах он тот, кто поможет им понять произошедшее. Занавески были задернуты, и ни свечам, трепещущим на покрытом черным стеклом столике между двумя большими диванами, ни зажженным светильникам не удавалось освободить комнату от темноты и теней.
Неподвижность и нюансы темноты у Турссонов навели Торкеля на мысль о нескольких картинах, которые он видел в Рейксмузеуме Амстердама, когда был там с дочерьми. Они ездили туда в прошлом году, в осенние каникулы, в основном, в качестве компенсации за то, что Торкелю редко удавалось с ними общаться. Музей как раз открылся после длительной реставрации, и Вильме удалось увлечь с собой скептически настроенную старшую сестру и менее скептически настроенного отца. Торкеля приятно удивил Рембрандт, прежде всего передачей лиц в темноте. Люди, явно имеющие что-то на сердце, едва видимые в окружающей черноте, но, тем не менее, полностью раскрывающиеся в своей человечности. Как Турссоны перед ним. Тут Феликс нарушил добровольное молчание.
– Вам что-нибудь известно? – с беспокойством спросил он. – О том, кто мог это совершить?
Торкель постарался уйти от прямого ответа. Чтобы успокоить, но не солгать.
– В настоящий момент мы пытаемся выстроить картину случившегося и ждем результатов технических исследований, но кое-какие доказательства мы зафиксировали.
– Против Яна Седера? –
