на латыни произнёс Николай.
Алексей Никифорович непонимающе пожал плечами, на что Андрей Яковлевич молча указал на закрытую дверь, за которой раздался еле-еле слышимый тихий шорох. Николай снял с себя рясу. То же самое сделали и его товарищи. Затем он осторожно подкрался к двери и резко распахнул её. Перед ним, согнувшись буквой «зю», стоял слуга хозяина корчмы. От неожиданности тот приподнял голову и испуганно посмотрел на нависшего над ним Николая. Затем на остальных рассерженных и воинственно настроенных «святых отцов» в белых рубахах и высоких сапогах. Их лица не предвещали ничего хорошего. Слуга хотел сразу рвануть прочь, как неожиданно рослый иезуит схватил его за шиворот. Великан словно пушинку развернул к себе слугу. Сунул ему в руки ворох намокших под дождём шерстяных ряс и повелительным тоном сказал:
– К утру чтобы были сухими и чистыми! Понял меня, сын мой?!
Неизвестно, что слуга понял из сказанного ему на латыни, но рванул он с места, словно за ним гналась целая стая злых собак. Чуть ли не кубарем скатился по лестнице и, опасливо оглядываясь, побежал на кухню. Прочь от этих странных святош.
Николай осмотрелся. Хозяина заведения было не видно и не слышно. Николай под тихий смех друзей закрыл дверь и улыбнулся. Неожиданно заржали в конюшне их лошади.
– Кабы этот ирод с нашими кониками чего не сделал? – заволновался Алексей Никифорович.
– Не тронет он их, – безразлично пожал плечами Андрей Яковлевич.
– А ты это почём знаешь?
– Видел, как у этого басурманина глазки загорелись, когда он их увидел? От вида дорогих лошадей его жаба чуть не задушила! Он дыхнуть на них теперь лишний раз побоится. Одна такая лошадка целое состояние стоит. А сейчас у него на конюшне три таких лошади! Вот когда мы уснём, а он нас убьёт, вот тогда он наутро помчится на базар их продавать! – рассмеялся бывший глава Посольского приказа Ивана Васильевича.
– Типун тебе на язык, Андрюха! – рассердился Алексей Никифорович.
– А всё-таки, други мои, в этом грязном клоповнике мне что-то сегодня совершенно не хочется ночевать! – вдруг безапелляционно заявил Николай.
Спорщики разом повернули к нему головы и почти в один голос произнесли:
– Что ты сказал?
– Говорю, что неохота мне здесь ночевать!
– Нам тоже неохота здесь спать на замызганных, подгнивших топчанах с кровососущими животными! – тяжело вздохнул Алексей Никифорович. – Лучше уж на попоне да на земле в поле, с седлом под ухом спать, чем здесь оставаться! Да, к сожалению, на улице сегодня холод и сырость! Где нам прикажешь ночевать, если не здесь?
– А я бы хоть одну ночку да поспал у себя дома в Москве. На своём старом, добром диване! Заварил бы кофейку. Поужинал бы на своей крошечной кухоньке. Эх, ностальгия! Сколько уж лет я не был в своей квартире! Аккурат с того дня, как продал её бандитам
