время принять меры к укреплению редакционной коллегии «Нового мира».
24 марта роман был обсужден и осужден на заседании президиума ССП, где с разгромным докладом выступил А. Фадеев. Доклад «Некоторые вопросы работы Союза писателей» занял три подвала в «Литературной газете» (28 марта. С. 2–4).
После этого, – процитируем Бенедикта Сарнова, – «дело Гроссмана» стало расти, как «дело врачей». За роман снимали с работы, подлецы провоцировали разговоры о нем, ловили каждое неосторожное слово, чтобы передать и растоптать. По всем газетам и журналам прокатилась волна испепеленных ненавистью статей, по всем редакциям и издательствам – серия собраний с поношениями и проработками.
Роман был назван диверсией… (Вопросы литературы. 2012. № 6. С. 42).
Первую попытку «реабилитировать» Гроссмана и его роман предпринял, впрочем, тот же Фадеев 21 октября 1953 года в речи на XIV пленуме правления ССП. Тем не менее и дальнейший путь книги к отдельному изданию не был гладким.
6 января. В «Правде» передовая «Смелее развертывать критику в творческих организациях!». Из статьи:
Творческие организации никак не оправдают своего назначения, если их работа будет строиться по бюрократическому принципу «как бы чего не вышло…» <…> Свободные творческие дискуссии, широкие обсуждения новых художественных произведений – прекрасная школа воспитания художника.
11 января. В Союз писателей принят Владимир Солоухин (рекомендации В. Ажаева, А. Софронова, В. Захарченко, С. Михалкова, С. В. Смирнова).
16 января. Умер Михаил Михайлович Пришвин (род. в 1873).
18 января. Похороны Михаила Пришвина.
В комнатке, – рассказывает Сергей Дмитриев, – где толпились литераторы и люди, приносившие венки и цветы от разных организаций, я записался в число лиц почетного караула. Нацепили нам на рукава траурные повязки. Я попал в четверку вместе с Новиковым-Прибоем. Перед нами стояли <Николай> Тихонов, Барто, Б. Пастернак и не помню, кто четвертый. У гроба была гражданская панихида («поговорили и разошлись»). Открыл ее хорошим, прочувствованным словом Сурков. Признаться, я от него и не ожидал такого доброго слова. Затем выступили Вера Инбер, К. Паустовский (плохо прочитавший по бумажке умные и сердечные слова о покойном), от украинских писателей Юрий Смолич и от молодых писателей <Анатолий> Софронов. Последний говорил трафаретно, допустил невероятную в устах писателя ошибку в ударении (кладóвая вместо кладовáя!). Жаль мне было Бориса Пастернака, с которым я поздоровался. У него был усталый и подавленный вид. Трудно при жизни быть так незаслуженно обруганным и нарочито обмалчиваемым. А ведь он поэт. Поэт милостью Божией. Поэт, который явно будет в истории литературы стоять после Блока первым. Поэтов настоящих, поэтов со своим голосом, своим чувством, своим «я» у нас нет. Полезных стихов, хороших стихов вполне хватает. Но поэтов нет. Из присутствовавших печать поэзии
