вестный всей Европе маг и чародей граф Калиостро. Гордое, холодное, аскетическое лицо, большие проницательные глаза. Рядом на сиденье – пышная блондинка по имени Лоренца. Напротив – слуга Маргадон, усталый мужчина неопределенного возраста, похожий на кота и мышь одновременно. На козлах – кучер Жакоб, долговязый детина с пышной, завитой крупными кольцами шевелюрой.
Вся эта странная компания без всякого интереса поглядывает на проносящиеся мимо поля, березы, церкви, покосившиеся деревенские избы… Еще одна незнакомая страна в длинном списке бесконечных странствий…
Вот на обочине дороги возникла экзотическая группа людей в шутовских колпаках. Гремят барабаны, звенят бубенцы. Скоморохи скачут, пытаясь привлечь внимание чужестранцев. Но некогда, господа! Не до вас!
Обдав скоморохов клубами пыли, карета скрылась за поворотом…
– О мама миа, коза дичи! Нон вольво! Э пойзо! Дьяболо! – Разгневанная Лоренца в ярости расхаживала по гостиничному номеру, швыряя на пол платья и костюмы.
За ней спокойно и чуть иронично наблюдали выразительные глаза Калиостро.
– Нет, нет, не понимаю, синьора! Вы приехали в Россию и извольте говорить по-русски!
– Я не есть это мочь! – в отчаянии закричала Лоренца. – Моя голова… ничт… не мочь это запимоинайт…
– Может! – спокойно сказал Калиостро. – Голова все может…
Камера отъехала, и теперь стала очевидна правильность этих слов: голова графа лежала на медном подносе, стоявшем на невысоком гостиничном столике.
– Русская речь не сложнее других, – продолжала голова, вращаясь на подносе, и вдруг, рванувшись, поднялась вверх и… обрела шею, туловище и ноги. – Маргадон, проверьте крепление зеркал… – Граф отделился от столика сел в кресло. – Стыдитесь, сударыня! Маргадон – совсем дикий человек – и то выучил…
– Пожалуйста! – Маргадон сделал легкий поклон и продекламировал: – «Учиться – всегда сгодится! Трудиться должна девица. Не плюй в колодец – пригодится»…
– Черт вас всех подрать! – огрызнулась Лоренца.
– Уже лучше! – одобрил Калиостро. – А говорите: не запомню. Теперь с самого начала…
Лоренца подошла к зеркалу, секунду смотрела с ненавистью на собственное отражение, потом по складам произнесла:
– Здрав-стфуй-те!
– Мягче, – попросил Калиостро, – напевней… Он сузил зрачки, словно гипнотизируя ее, заставляя подчиниться собственной воле.
Лицо Лоренцы преобразилось. Появилась приветливая улыбка.
– Добрый вечер, дамы и господа! – произнесла она ангельским голоском. – Итак, мы начинаем…
Зазвучала музыка, в зеркалах вспыхнули огненные языки свечей. Поплыли титры фильма…
Над большим хрустальным бокалом, в котором пенилась и переливалась радужными красками красноватая жидкость, появились две руки. Левая сняла с правой золотой перстень с крупным изумрудом, бросила в бокал. Перстень опустился на дно… Вокруг него забурлила, запенилась жидкость, образуя целое облачко из пляшущих пузырьков, в котором перстень вдруг растворился без остатка…
Кто-то ахнул, на него зашикали. Наступила тишина. И в этой тишине четко и властно стал звучать мужской голос:
– Я, Джузеппе Калиостро, магистр и верховный иерарх сущего, взываю к силам бесплотным, к великим таинствам огня, воды и камня, для коих мир наш есть лишь игралище теней. Я отдаюсь их власти и заклинаю перенесть мою бестелесную субстанцию из времени нынешнего в грядущее, дабы узрел я лики потомков, живущих много лет тому вперед…
Словно в подтверждение этих слов из облака дыма возникло лицо графа Калиостро.
– О, я вижу вас, населяющих грядущее бытие! – воскликнул Калиостро и приветливо улыбнулся. – Вас, наделенных мудростью и познаниями, обретших память прожитых веков, хочу вопрошать я о судьбах людей, собравшихся в Санкт-Петербурге, сего числа одна тысяча семьсот восьмидесятого года…
Несколько знатных особ обоего пола сидели вокруг стола и с затаенным дыханием следили за манипуляциями прославленного магистра. Тускло горели свечи. Тлели сандаловые палочки, распространяя оранжевый дым и благовоние. Калиостро стоял над огромным бокалом и напряженно вглядывался в красноватую жидкость, которая бурлила под действием тайных сил… У ног магистра на полу, скрестив по-турецки ноги, сидела Лоренца.
– Я вопрошаю вас… – повторил Калиостро. – Вопрошаю!.. Бокал качнулся и сделал несколько едва заметных перемещений по инкрустированной поверхности стола.
Снова кто-то восхищенно охнул.
Сморщенная старушенция в белоснежном парике и многочисленных украшениях, облепляющих ее морщинистую шею,
