Просвещение будет из скромного росточка превращаться в могучее древо, у нас будет уйма времени, чтобы прибрать к рукам всю верхушку этой замечательной конторы. А значит, из чисто просветительской организации они очень резво превратятся в ещё один эгрегор. И на этот раз в него попадёт как раз нужный нам контингент. Противникам религий ведь тоже нужно во что-то верить. Вот мы и удовлетворим их насущные потребности. Как тебе такой план?
– Мерзко, нагло и подленько,– прокомментировал Ульрих,– всё, как ты любишь.
Радвила не ответил, только от души расхохотался в голове у своего носителя. Обстоятельства складывались просто отлично. Он бы и сам не придумал ничего лучше, чем создать такую восхитительную приманку для ищущих умов свободных обитателей Таласа. Похоже, его миссия в этой Реальности мира Земли вступала в свою заключительную стадию.
– Радвила, а как всё закончится? – Ульрих словно подслушал потаённые мысли своего подселенца. – Что станется с моим миром, когда никого не останется?
– Я заберу тебя в иную Реальность,– беспечно промурлыкал захватчик,– тебя и Генриха. Не терять же времени даром, пока один из вас отсиживается в посмертии. Вы так мало живёте, мой милый. Но тут ничего не поделать, такими вас создал бывший демиург, чтоб ему пусто было.
– Я не про себя спрашиваю,– прервал его стенания Ульрих. – Что станется с населением Таласа?
– Что за мазохистские наклонности,– фыркнул Радвила,– зачем тебе это знать? Это будут уже не люди, просто животные.
– Скажи! – Ульрих едва не произнёс это вслух.
– Ладно, не психуй,– Радвила примирительно понизил голос. – Это называется жатва. После неё этот мир практически опустеет. А потом новый демиург его снова заселит. Они всегда так делают.
– Всегда?! – Ульрих уже едва сдерживался, чтобы не заорать. – Ты хочешь сказать, что Талас не первая Реальность, которую ты уничтожаешь?
– Так, Магистр, ты либо сам успокоишься, либо это за тебя сделаю я,– на этот раз голос подселенца прозвучал зловеще. – Я беру на себя управление твоим телом, а ты пока обдумай своё положение.
Сознание Ульриха привычно зависло, словно пузырёк воздуха в глицерине. Он больше не мог ощущать своего тела, хотя зрение и слух сохранились. А ведь Радвиле ничего не стоило и их отключить. Обычно подселенец использовал эту меру в качестве наказания, чтобы настроить своего носителя на конструктивное сотрудничество. Нужно сказать, что это была весьма действенная мера. Оставаться в сознании, но при этом абсолютно без каких-либо раздражителей было настолько тяжело, что Ульрих готов был на всё, только бы избежать этой пытки. Однако сейчас он поймал себя на мысли, что предпочёл бы ничего не видеть и не слышать. Пленник в собственном теле, он, казалось бы, давно свыкся со своей участью. Ан нет, он всё ещё на что-то надеялся.
И о чём они только думали с Генрихом. Двое безмозглых юнцов, мечтавших о могуществе, о власти, но не светской, а истинной власти над Реальностью. Конечно,
