с ним силой и быстротой. Хироцунэ предложил ему перед поединком сыграть партию в рендзю. На пятом ходе соперник встал и сказал, что проиграл – и партию, и бой. «Нам не было нужды убивать друг друга, потому что я понял, что Хироцунэ всегда покидает поле боя последним», – сказал самурай сегуну.
И тогда Нидзе решила, что хочет сыграть с Хироцунэ в ирогами. Что и говорить, Хироцунэ, бесстрашный воин, согласился, заранее зная, что проиграет.
Это была единственная ночь в жизни Нидзе, когда она сняла с себя кимоно, позволив ронину распустить оби. Хироцунэ был так же ловок, как пели о нем в кабаках, и превратил постель в поле боя. Она просила его остановиться, а он, не издав ни звука, извлекал из ее тела стоны, которые были стонами о пощаде. Она не ошиблась в нем. А он, всякий раз вынимая свой меч из ее ножен, спрашивал, чего же она боится в жизни. И к утру Нидзе призналась, что больше всего на свете боится умереть от удара мечом, сидя верхом на ком-то из своих недолговечных возлюбленных. «Если я умру так, то стану призраком, а у привидений, как ты знаешь, нет ног. И тогда мое уродство перестанет быть величественным, а будет просто смешным. И все любовники, хотевшие меня на этом свете, в другой жизни будут смеяться и потешаться надо мной», – так ответила Нидзе.
На рассвете пришел час играть в ирогами. Нидзе прочитала строчки из своего свитка.
«Надейся и верь,
Лишь одно полагая опорой —
Слово, данное ей», —
услышал Хироцунэ. Ронин молчал. А Нидзе, рассмеявшись, свернула бумагу и положила свиток на ладонь. Четыре охранника знали, что будет дальше. Один из них, положив руку на плечо Хироцунэ, хотел сказать ему, что время думать вышло. Но не сказал, потому что ронин как бы невзначай наклонился, а потом распрямился, словно сосна, которую айны подтягивают к земле, чтобы хоронить своих воинов на самых высоких ветках, и отпускают вверх. Последнее, что ощутил стражник, это то, как меркнет свет в глазах и что-то трещит и ломается там, где была шея. Не успела его голова коснуться земли, как мечом, захваченным у палача, Хироцунэ сделал то, о чем и не мечтал ни один мастер иаи-до на острове, – он отрубил еще три головы, развернувшись, как волчок, на том самом месте, где стоял. После этого приговоренный подошел к Нидзе и, ударив снизу плоской стороной меча по ладони наложницы сегуна, подбросил свиток вверх. Еще одно движение меча, и на землю упали клочки желтой бумаги. А потом они покраснели, когда кровавые ручейки добрались до обрывков самого большого сокровища и самой сокровенной тайны Нидзе.
Хироцунэ вонзил чужой меч в землю точно так же, как сделал это однажды весной. И ждал. И тогда Еритомо сказал, что ему надоели бездарные стихи и что отныне у Нидзе будет муж.
Свадьбу сыграли на следующий день. Были приглашены все знатные вассалы сегуна, ожидался даже приезд его наследника, который, будучи человеком медлительным, всегда опаздывал – и на войну, и на пир. Еритомо подарил молодым новый дом, как раз у подножья холма, где стоял замок Минамото.
Седзи в этом доме были расписаны так, как того пожелала
