я никак не мог…
– Я так и подумала. Ну, иди спать ложись. – И Валентина Георгиевна сама, поддерживая сынулю, повела его в спальню. Толик сразу опустился на диван, но еще пытался разуться. Мать сняла с него новые модные туфли, купленные в бутике, и ушла к себе.
Пил Бондаренко тринадцать часов, а просыпался десять. Когда проснулся, мать сидела у него в изголовье и что-то вязала. Толик открыл глаза и задрал голову, молча наблюдал за мамой. Та не видела, что сынуля проснулся.
– Мам! – окликнул он, когда надоело ждать, пока на него обратят внимание.
– Что, проснулся наконец-то? – грубовато отозвалась Валентина Георгиевна. – И чего мне теперь с тобой делать? Кормить, что ли?
– Надо бы, – живо согласился сын.
– Нет, сынок, не буду, – спокойно продолжала мать. – Ты еще не забыл, где у нас кухня? Иди туда сам.
Бондаренко лениво поднялся.
– Ты все та же, – сокрушенно сказал он. – А между прочим, сына, пришедшего из тюрьмы, так не встречают.
– А как же тебя встречать надо? Фанфарами, или, может, мне пир закатить на весь мир? Лучше б ты не приходил, сынок. Не было мне беды, не было печали!
– Мать, ты мне давно дала понять, что я дерьмо; я хорошо помню твои письма. – Он резко повысил голос. – Только из хаты из этой я ни ногой, потому что такой же точно здесь хозяин, как и ты!
– Да кто ж тебя гонит, боже мой? – испугалась Валентина Георгиевна. – Я это к тому говорю, что тебе уже двадцать восемь лет, а толку с тебя всего-то и есть, что две судимости. К работе ты никакой не пригоден, да и где тебя возьмут, красавца такого?
– Это я – то к работе не пригоден? – Толик обиделся. – А ты знаешь, сколько я за забором отпахал? Ты за всю свою жизнь столько не работала! Я, между прочим, не одну специальность освоил! – он совсем разошелся.
– Хорошо, хорошо, – Валентина Георгиевна поспешила сгладить накал страстей, – пусть так. Только я не вечна, сынок, это ты запомни. Лет двадцать, если бог даст, еще протяну, а ты, если не пропадешь в своей тюрьме, как твой папка, мужик будешь еще крепкий. Кто тебя тогда кормить будет?
– Типун тебе на язык, мать. Я с зоной, чтоб ты знала, решил завязать. Я уже открестился от нее.
– Ну да! А как же тюремные законы, понятия, среда?..
– Мать, ты не поняла: завязать с зоной – это не значит завязать с прошлым. Я не собираюсь отказываться от блатной жизни, но я не собираюсь и садиться.
– Ладно, иди ты уже есть, там все теплое…
Толик вышел на кухню, и оттуда послышался грохот алюминиевой и стеклянной посуды.
Мать пришла к нему.
– Ну, а вдруг жениться надумаешь? Жену тоже придется по себе выбирать, чтоб нашел с ней общий язык, ужился…
– Жениться мне, мамань, по закону западло.
– Я читала твое объявление в газете. Много дурочек тебе написало?
– Ты, мать, не торопись меня в отбросы общества записывать. Придет
