маге правая?
– Ага.
– Тогда прокатит… Ой! Ты чего?
Ленка-именинница бесшумно подкралась сбоку и с деланым возмущением ткнула маленьким кулачком моего музыколюбивого собеседника в бок.
– Ничего, – пожала плечами как ни в чем не бывало. – Утомил ты уже своей музыкой! И вообще… объявляется белый танец. Дамы приглашают… браконьеров.
– Это же… Это «энергичный» танец, – попытался съехать я через «Афоню». – Музон же быстрый!
– И че? Пригласили – танцуй!
Дурашливо хлопнув меня по плечам, она водрузила сверху руки, и мне ничего не оставалось делать, как приобнять ее за талию. Музыка, если честно, долбила в среднем темпе. Модерато. Что достаточно комфортно для «медляка». И, к слову, в танце именинница двигалась на удивление уверенно и точно – ровненько по тактам, несмотря на то что до этого старательно изображала из себя подвыпившую «шальную императрицу».
– Играешь на чем-нибудь? – шепнул я ей прямо в ухо.
Она заметно вздрогнула от неожиданности и слегка отстранилась, сбив темп:
– А ты откуда знаешь?
– Я даже знаю, как твои духи называются.
– Ну… и как?
– «Шанель». Номер пять. Капля на ночь. Правильно?
Беспроигрышный вариант.
Назвать рижский «Дзинтарс» «Шанелью», да еще «номер пять» – значит убедить партнершу в собственной забавной некомпетенции в парфюмерных вопросах. А заодно и признаться в скрытой симпатии. Это комплимент высшей пробы. Для этого времени, разумеется. Ведь про «Шанель» все только слышали – спасибо милиционеру из «Бриллиантовой руки». А вот нюхали… только разве что тот самый милиционер, и то если верить сценарию.
– Не угадал, – кокетливо повела плечами именинница. – Это не «Шанель».
– «Шанель»! Вас обманули, гражданка. Вам дали гораздо лучшие… духи.
– Вот дурак! А ты знаешь, что должен меня поцеловать?
– Чегой-то вдруг?
– Так надо!
– Ну… ладно тогда. Раз надо… Давай, что ли, свои губы сюда, детка!
– Подожди, – уткнулась она мордашкой мне в плечо. – Я хотела попросить… давай скажем, что уже… поцеловались. Вот сейчас… танцевали и поцеловались… уже. Темно ведь, все равно никто не видит!
В действительно сгущающемся сумраке просяще блеснули ее глаза.
Детский сад!
Я укоризненно вздохнул, скептически качнул головой и неожиданно коротким движением чмокнул ее в уголок рта.
– Все! И врать не надо, – попытался я минимизировать уже готовое вспыхнуть возмущение. – Ни «засосов», ни «французов»…
– Дурак… – беспомощно пискнула Ленка и вновь уткнулась мне в плечо. – Браконьер.
Кажется, на куртке останутся следы от помады.
Мать заметит стопудово. Не к тому, что типа заругает – как за такое можно ругать? Просто начнутся выразительные полувзгляды, полувздохи, кружения вокруг моего бренного тельца, а потом как бы невзначай равнодушные
