ты, познакомились уже, – хмыкнул Кузька и обратился к Тимофею – Сделаешь? А то ведь и правда влетит по самое не хочу.
– Ну, так теперь нам влетит, – продолжал упираться Гаврюха.
– А тебе-то за что? – ухмыльнулся Киприан и тоже глянул на Кузнечика: – Чего делать надо?
– Отжечь, выправить на свинце, спаять. Это легко… – Тимофей задумался. – Но после пайки и отбела она будет сильно разниться со второй. Значит, вторую тоже в отбел. Но вот, как было, выглядеть уже не будет. Её можно скруглить, чтоб не плоская была, ну, свернуть немного. Тогда серебро будет играть, и помятая проволока заметна не будет.
– А пластина? – Кузьма вспомнил, как Лавр делал эти серёжки. – Батя с ней долго маялся, пока отшлифовал.
– Зачернить. Тогда то, что пластина помята, будет незаметно. Видишь, тут серебро уже потемнело и выглядит, как грязь. А если всё начернить, а узор до зеркала сполировать, будет выглядеть нарядно. Даже лучше ещё, чем сейчас.
– Если лучше, Анька ругаться не станет. Скажу, сам Ельке велел принести, чтоб почистить, да и Анька просила как-то. Давай делай.
Тимка принялся раскладывать инструмент. Киприан, уже принявший Кузнечика за авторитет в кузнице, насмешливо лыбился, наблюдая за округлившимися глазами Гавриила. Тот перехватил взгляд и насупился.
Тимофей достал несколько запечатанных малюсеньких кувшинчиков, которые дед почему-то называл пузырьками. Затребовал пару глиняных мисок, насыпал в каждую немного порошка и добавил воды. Поставил на угли с краю горна и попросил снять, когда станет горячим. Бурчащий, но любопытствующий Гаврюха пристроился следить.
Кузнечик уложил обе серьги на железную пластину, подхватил клещами и понес к горну. Киприан встал к мехам. Кузьма с любопытством наблюдал, как двенадцатилетний пацан, не произнеся лишнего слова, пристроил его подмастерьем к работе.
– Медленно. Ещё медленней… – мальчик плавно повел рукой, задавая ритм. – Меха не дуть, дышать должны.
Угли потихоньку начали разгораться, железка, на которой лежали серёжки, медленно наливалась вишневым светом.
Кузьма пристроился сбоку и ловил каждое движение.
– Сгорит. Как есть сгорит, – одними губами прошептал Гаврюха.
– Не… – Кузнечик не сводил глаз с сережек. – Не сгорит. А вот рассыпаться может.
Быстрым движением Тимка вынул пластину из огня и стряхнул серёжки в миску. Вода с разведенным в ней порошком резко зашипела. Не ожидавший этого помощник отпрянул. Тимка вернулся к столу, подхватил медные щипцы и протянул Гаврюхе.
– Руками туда лазить нельзя, – пояснил он. – Только пинцетом. Вот так. Когда отбелится, надо промыть и на тряпице высушить. А я пока амальгаму приготовлю.
Мальчишки столпились у миски и, неумело ковыряясь пинцетом, по очереди доставали серёжки из раствора. Елька путалась у них под ногами и требовала показать – не испортилось ли?
– Ага, значит, отбел? – Кузька вспомнил название проводимой операции. – И впрямь серебро
