вернуться к тому, что его зацепило:
– Хорошо, допустим, я иду не туда… Допустим, я согласен идти в обратную сторону… А там что – медом намазано?
– Нет, – совсем не удивилась этому резкому переходу девушка. – Но там ты себя спасешь.
Штукин подумал, что вот сейчас она заговорит о вере, о душе, а он начнет иронизировать, поскольку говорить о религии по-другому не мог просто физически. Но Снежана вдруг встала из-за столика:
– Сейчас буду спать… Я очень устала.
– Погодь, погодь, – забеспокоился Валера, отметив странное построение фразы – «буду спать» вместо «пойду спать». – А как же… э…э – дружить? Ты же сказала, что хотела со мной познакомиться и дружить?
– Да, – кивнула девушка. – Хочешь, встретимся завтра – здесь же. В шесть часов вечера.
– …После войны[2] – автоматически добавил Штукин, но Снежана не поняла юмора:
– Почему после войны?
– Да нет, это я так… Фильм такой был советский. Вы в Эстонии уже, наверное, забыли… Ты запиши мой телефон мобильный на всякий случай.
– Говори, я запомню.
Валерка продиктовал семь цифр, Снежана кивнула и ушла. Походка у нее была легкой, фигура под ярким, почти пляжным платьем угадывалась – очень даже… Но даже в походке девушки была какая-то странность, что-то неестественное. Будто она под гипнозом шла или в трансе… «Чертовщина какая-то! – сердито мотнул головой Штукин. – Просто я устал, перегрелся патефончик… Вот и кажется уже… Еще немного, и поверю в сглаз, порчу и энергетические хвосты…»
Валера встал и двинул было к выходу, но на него буквально налетел старый знакомый – Ося, тот самый Ося из квартиры, где злодействовали Крендель с Сибиряком. Ося был просто в лучезарном настроении, улыбался и радовался, как ребенок. Повод для радости у него был самый что ни на есть законный – его только что выпустили на подписку о невыезде после двух суток задержания. Поскольку выпустили его не за взятку (с его-то биографией!), Ося понимал, что уголовное дело «хрюкнет». Хрен бы его отпустили, если бы в деле хоть что-то было, кроме заявы от терпилы. Увидев Штукина, Ося еще больше обрадовался и бросился к оперу обниматься:
– Валерка! Как кривая преступности? Много ли «звездочек» намалевал на фюзеляже?[3] Все братву щемишь, гвардии красноармеец?
– Зиг хайль! – Штукин тоже обрадовался знакомцу – как нормальному земному человеку, безо всякой чертовщины. – Ося! А ты-то как? Все маниакально собираешь дензнаки? А говорили, что ты в Штаты слинял? Большой бизнес там затеял.
Ося философски вздохнул:
– Мой оперативно-уполномоченный друг, зачем таким, как мы, большой бизнес?
– Как зачем? Для достижения мирового господства! – брякнул, не думая, Штукин, сразу же вспомнил слова Снежаны и почему-то вздрогнул.
Ося посмотрел на него подозрительно:
– Ты что, поступил в университет? Занялся геополитическими
Цитата из старого советского кинофильма «В 6 часов вечера после войны».
В Великую Отечественную войну советские летчики после каждого сбитого вражеского самолета рисовали на борту своего самолета звездочку.
