уже осень, и Владислав в тон времени года одет в желто-коричневые тона. На нем рыжеватая меховая пушистая кепка, кожаная куртка, коричневые брюки, краги и ботинки – шикарный столичный пижон.
Осень, осень…
Он уходит по дощатому тротуару, не оглядываясь, а девушка, стоя на крыльце, все глядит и глядит ему вослед.
Прощай дорогая, милая Вера, думает Владислав, прощай навсегда, нам уже никогда не выпадет счастье встретиться вновь.
Больше ни весточки, ни слова, одни лишь воспоминания.
Жизнь, тем не менее, продолжается, кругом совершаются всякие события вполне соответствующие духу времени.
Щеголев случайно познакомился с молодежью из круга «сменовеховцев», которых тоже выкатили из столичных городов в Самару. «Сменовеховцы» – это белые и не белые эмигранты, бежавшие заграницу от русской революции. Одумавшись, да к тому же частенько не имея средств к существованию, они поспешно стали менять вехи и принципы: от оголтелой враждебности к новой власти, до полного ее понимания, все более убеждаясь, что на чужбине не сладко и без родины горько. Подробностей о России они не знали, питались слухами и надеялись на помилование.
Возглавлял кампанию по смене вех писатель и граф Алексей Толстой. Он являлся посредником между советскими органами и зарубежными соотечественниками.
Конечно, «органы» сулили полное прощение ренегату, а еще и особняк, дачу и золотые горы. Еще бы, перед ними юлил настоящий граф, талантливый, видный писатель, и они зарились переманить его на свою сторону. А Сталин, наверное, рассчитывал использовать его в качестве придворного биографа. Эмигранты, завороженные лживыми посулами, опрометчиво сорвались с насиженных мест и двинулись на родину.
Сначала в Советской России они жили тихо и мирно, осваиваясь в новых условиях, а через некоторое время, когда в ГПУ стали иссякать клиенты для тюрем и лагерей, их всех разом и запросто посадили. Позже часть из них выпустили, взяв подписку об осведомительской работе, других, более строптивых, выслали из столиц. В общем, обошлись с ними куда хуже, чем обходились иностранные власти. Эмигранты попали на подозрение как возможные шпионы, диверсанты, потенциальные враги, завербованные империалистическими разведками.
Сменовеховцы ударились в панику и горько сожалели, что вернулись в «горячие объятия матери-родины». Им действительно стало горячо на родной земле. А сам бывший граф в это время благоденствовал в своем особняке, позванивая закадычному дружку Ягоде в стальной бункер НКВД:
– Ах, дорогой Генрих, сегодня я видел тебя во сне. Будто Меншикова сместили, а тебя назначили сподвижником Петра Алексеича…
– Скажи, о летописец, а под сподвижников тоже подкапывались царедворцы?!
– Гм, гм…
Советскому графу стало совсем не по себе когда «царедворцы» подкопались и под милого дружка, и быстренько его изничтожили.
