моя красавица руку твою примет.
– Что, правда? Можно? – не поверил Гриша своим ушам.
– Нужно, сынок. Пошли, – решительно заявил старик и первым захромал к выходу.
Григорий сбежал с крыльца и, отступив от дома на десяток шагов, замер, держа саблю в левой руке. Тело отозвалось на привычное состояние сосредоточенности сразу, словно ждало. Правая рука парня одним движением вымахнула саблю из ножен, и воздух застонал, рассекаемый острейшим клинком. Гриша играл саблей, словно и вправду сражался. А когда все закончилось, очнулся стоящим на одном колене, с вытянутой вперед саблей. Левая рука продолжала сжимать ножны обратным хватом, обратив их в защиту.
– Силен, – одобрительно кивнул старый казак. – Потешил старика. Любо. Давно я такой доброй пляски не видел.
– Да и я, признаться, с самого испытания так не плясал, – ответил Гриша, слегка задыхаясь от переполнявших его чувств.
– Умойся и в дом ступай, – скомандовал старик, забирая саблю.
Когда вошедший в мазанку Гриша увидел хозяина, то растерялся. Тот сидел перед накрытым столом, положив перед собой саблю и какой-то узелок, и задумчиво попыхивал трубкой. Увидев парня, он жестом указал ему на место перед собой и, молча налив чаю в кавказский грушевидный стаканчик, тихо сказал:
– Смотрю, легла тебе красавица моя в руку. Да и на душу тоже. Так?
– Так, дяденька, – не стал лукавить парень. – Словно сама в пляске руку вела.
– То добре, – кивнул старик. – Значит, признала она кровь твою. И вот что я тебе скажу, казак. Забирай ее.
– Да как же так, дяденька?! – растерянно ахнул парень. – У вас же небось и наследники есть. Тоже род казачий.
– Нет. Сгинули мои наследники. Дочка одна осталась, – грустно вздохнул старик. – Давно уже мужняя жена, да только не казак он. Хоть по роду и в реестре пишется.
– Разве ж так бывает? Чтобы по роду да по реестру казак, а по делу…
– Бывает. Не казак, купец. От службы откупается и сынов откупает, пузо отрастил, что баба на сносях. С какой стороны к коню подходить, и забыл уже. Все на бричке катается, что тот барин. Вот и выходит, что нет у меня наследника. Да и не хочу я, чтобы настоящий булат абы кому достался. Оружие вою служить должно, а не в сундуке пылиться. Вот пусть оно тебе и послужит. Но и это не все. Вот, смотри, – с этими словами старик развернул узелок и выложил перед парнем странную брошь.
– Неужто рубин?! – ахнул Гриша, рассмотрев ее. Камень в броши был размером с перепелиное яйцо.
– Он, – кивнул старик. – С тюрбана того самого паши снял. А здесь казна моя. Все, что скопил за годы. Только на похороны себе отложил. Батюшке местному отдал.
– Не могу я это принять, – вдруг потряс Гриша головой. – Не мое оно. Дочки твоей.
– Твое, – отрезал старик. – Помру я на днях. Срок пришел. А как не станет меня, похорони по нашим законам. Проследи, чтобы все правильно сделали, и сорокоуст закажи, да молебен отстой. А как сделаешь, так и живи, как сможешь. А насчет дочки не переживай.
