легко уходившим от погони на резвых арабских скакунах. При этом порой случались истории покруче, чем описанные неизвестным сказителем в «Тысячи и одной ночи». Одной из них я был участником. А дело было так…
Рано утром, едва только над горизонтом поднялось солнце, один из кубанских казачьих разъездов, патрулировавших левый берег Шатт-эль-Араба, услышал звуки выстрелов на дороге, ведущей к ближайшему от Басры городу Мохаммера. Кубанцы, вдоволь повоевавшие во время Балканской кампании, к звукам стрельбы отнеслись с предельной серьезностью. То есть, согласно инструкции, старший разъезда достал из клетки, притороченной к седлу, почтового голубя, прикрепил к его лапке спешно написанное донесение и подбросил его в воздух. Птица понеслась к адресату, а кубанцы тем временем спешились и, передав поводья коноводу, укрылись за кучами камней у обочины дороги, приготовившись отразить нападение неведомого неприятеля.
Несколько минут спустя из-за поворота дороги прямо на них галопом выскочил тонконогий рыжий арабский скакун с развевающейся черной гривой, на котором сидел худощавый черноволосый юноша, одетый в платье для конных прогулок, в котором обычно путешествуют по здешним краям путешественники из Европы. Следом за всадником из-за поворота выскочила дюжина вооруженных лиц самого разбойного вида, на разномастных конях местной бедуинской породы. Обернувшись в седле, беглец на полном скаку дважды выстрелил в преследователей из револьвера, а потом сунул его в седельную кобуру.
Казакам стало все понятно – местные разбойники гонятся за путешественником-европейцем. Впрочем, даже если он и не был бы европейцем, то инструкция в таком случае была однозначна – в своей зоне ответственности порядок должен быть наведен любыми способами. Местные «романтики с большой дороги» за два месяца уже успели это понять, а эти бандюганы, похоже, были залетными, незнакомыми с местными порядками. Знай они наши суровые нравы – и близко бы не подошли к линии русских постов.
Командовавший разъездом младший урядник Платон Хряпов дал команду, и залп с колена почти в упор из восьми кавалерийских «берданок» вымел из седел с полудюжину опешивших от неожиданности башибузуков. Потом, забросив за спину карабины, казаки вскочили в седла, обнажили шашки и бросились на врага. Коновод, схватив поводья коня беглеца, который, доскакав до казаков, замер как вкопанный на дрожащих ногах, стал, чтобы конь не запалился, водить его по кругу.
Разбойники, в мгновение ока превратившиеся из охотников в дичь, в первый момент оторопели и натянули поводья, чтобы пуститься в бегство. Но казаки не дали им скрыться. Они превосходили врага и числом, и умением, и боевой яростью. К тому же кубанцы сидели на свежих лошадях, в отличие от разбойничьих, которых изрядно утомила бешеная скачка. Сабельная рубка была короткой и жестокой. Насмотревшись на жестокости местных бандитов, казаки пленных не брали.
Когда все было кончено, казаки, спешившись, вытерли
