фитиля дежурной лампы, де Конн поднял ее над головой, осветив углы. Кроме девушки и него самого, в гостиной никого не было. Но это Татьяну не успокаивало, и она еще сильнее ухватилась за тонкий шелк его одежды. Швы рукавов жалостливо затрещали.
– Но «оно» там было! – испуганно лепетала гостья. – Страшилище! Привидение! Кошмар…
– Я понял, сударыня, призрак. Но вы-то что здесь делаете?!
Вопрос с ударением на «вы» привел ее в чувство. Она отпустила сорочку маркиза.
– Я… я за свечками пришла, – промямлила она. – Господин Тильков их в большом запасе здесь в бюро держит, а мне папенька не выдает. Говорит, я много читаю, будто гувернанткой работать собираюсь.
Де Конн бросил на гостью испытывающий взгляд. Сказанное ею было истинной правдой.
– Вы понимаете, что это можно назвать кражей имущества? – возразил он, но все же подошел к бюро и вытянул из него нижний ящик, в котором лежали свечи. – Ну да я завтра куплю недостающие. Что вы читаете?
– «Любовь после смерти»…
– Кальдерона? Вы читаете вольные переводы38?
– О нет, сударь. Я читаю с французского…
Маркиз застыл на секунду от изумления. Татьяна продолжала удивлять его.
– Сколько вам свечей?
– Пять.
Де Конн вынул пять штук и обернулся.
– Это все? – спросил он.
Она помолчала. Как все странно выходило. Гость ждал, держа свечки в руке так, как будто вовсе и не собирался их отдавать. Его взгляд менялся, становился пристально скользящим, поглощающим, словно он поедал ее глазами.
– Не следует столь хорошеньким девушкам заходить в покои незнакомых мужчин в ночной час, сударыня, – мягко, но как-то сдавленно произнес де Конн.
– Разве я не в собственном доме нахожусь? – возразила она как можно строже и протянула руку за свечами. Конечно, он сердился… еще и отцу расскажет. – Но, возможно, вы правы… Мне следовало быть более рассудительной…
– Не обижайтесь, – услышала она. – Я признателен вам за доверие…
Де Конн взял ладонь Татьяны и ласково поцеловал пальчики. Она оторопела. С одной стороны, следовало бы извиниться за свой неурочный визит, обожженную руку и порванную сорочку гостя. С другой – следовало бы обидеться на его намеки относительно предпочтения барышни к ночным посещениям. Татьяна разрывалась в потоке противоречивых мыслей, обвиняя себя во всех последствиях своего похода. Она расстраивалась, сопела и искала выхода, но весьма неумело, отчего еще более смущалась.
– Вам должно быть очень больно? – наконец выдавила она. – Простите…
Татьяна плотнее стянула отвороты халата, так и не притронувшись к свечам. Но и с места не сдвинулась. Ей не хотелось уходить, поскольку сейчас Дикон выглядел по-колдовски притягательным
В указанное время русскоязычные произведения Кальдерона существовали только в любительских переводах, в том числе Екатерины Второй
