тревогу. На счастье больше нам никто не повстречался, и мы благополучно добрались до скальной гряды, возвышавшейся над лесом.
Следы повозок уводили вверх по дороге. Мы не рискнули идти тем же путем, а свернули в сторону, став подниматься пологим склоном холма с торчащими из земли голыми кустами. Внезапно я понял, что с самого утра ничего не ел. В животе неприятно закрутило. Подниматься в горку на голодный желудок было совсем не весело. Казалось, наша лошадь разделяла мое настроение. Она стала упрямиться, пару раз уже споткнулась и все пыталась грызть поводья.
– А ну перестань дурачиться, – прикрикнул на нее Тирр.
Та в ответ лишь недовольно фыркнула.
– Не мешало бы дать ей отдых, – сказал я.
– Знаю, – недовольно ответил Тирр.
Остановившись, он стал оглядываться вокруг, соображая, где лучше устроить привал. Долго оставаться на открытой местности было нельзя, потому как нас могли обнаружить. Необходимо было найти укрытие. Невдалеке я заметил расщелину в скалах, достаточно широкую, чтобы сквозь нее можно было пройти, и указал на нее Тирру. Вскоре мы уже шли вдоль отвесных каменных склонов. Солнце едва проникало сюда. Стены расщелины были скованы льдом. Каждый наш шаг отзывался гулким эхом. Было что-то торжественное и одновременно пугающее в этом царстве льда и мрака, и я был рад, когда нависавшие над нами каменные своды расступились, и мы вновь оказались на свободе.
И тут дыхание у меня перехватило. Позабыв про голод и усталость, позабыв обо всем на свете, я глядел перед собой как завороженный, замерев и не в силах вымолвить ни слова. Впереди, сколько хватало взгляда, простиралась безграничная небесная синева. Окутанная огромными, немыслимых размеров облаками, озаренная лучами света, невесомая и парящая, она уходила в глубину самой вселенной, растворяясь в неясной прозрачной дымке. Сами того не подозревая, мы очутились с Тирром на краю земли, где за обрывом скальной гряды начиналась бесконечность. Наше оцепенение было прервано ржанием лошади. Напуганная, она пятилась задом обратно в темноту расщелины, пытаясь утащить за собой Тирра, державшего ее под уздцы.
– Да стой ты, дуреха! – крикнул Тирр.
И он стал привязывать лошадь за поводья к торчавшей из земли деревянной коряге. Покончив с этим, он отстегнул от седла кожаную сумку и направился ко мне.
– Отличное место для привала, – сказал он шутливо. – Не каждый день удается на такое поглазеть. Пойдем, наши места в первом ряду!
При этих словах он направился прямиком к обрыву. Усевшись на самом краю, он свесил вниз ноги и принялся вытаскивать из сумки термос и бутерброды, завернутые в бумагу.
– Подходи, не стесняйся, – позвал он. – Самое время подкрепиться. Бутерброды с ветчиной и сыром уважаешь?
Подойдя ближе к обрыву, я остановился, не доходя несколько шагов до края, и посмотрел вниз. Руки у меня похолодели, и что-то защекотало в животе.
Делая вид, что не замечает моей нерешительности,
