ожидая увидеть муху прямо над своей головой. Но где она была на самом деле, он так и не узнал.
– Эта сволочь словно в прятки со мной играла, – сквозь зубы процедил Сеня, приканчивая пиво.
А потом ей надоело играть. Сеня в тот миг как раз стоял в холле, напротив большого круглого окна, сквозь которое лился в комнату яркий солнечный свет. Свет совершенно не радовал Арсения. Как и то, что он увидел на фоне окна – маленькая черная точка, которая, гудя, понеслась прямо на него, метя в лицо. Это была она – муха. Сеня в ужасе замахал руками и рефлекторно сделал шаг назад. Оступился и выронил распятие.
Платонов обреченно наблюдал, как его единственная защита летит вниз, на твердый деревянный пол. Он помнил, что распятие было сделано из фарфора. Достигнув пола, крест разлетелся вдребезги. Муха продолжала стремительно приближаться. Происходящее уложилось в доли секунды, но Платонову показалось, что прошла целая вечность. Муха подлетела совсем близко и вдруг исчезла в нескольких миллиметрах от его лица. Сеня при этом вновь ощутил что-то похожее на удар и… услышал хриплый голос, рявкнувший ему сразу в оба уха: «Попался, придурок!». Арсений не выдержал и свалился без чувств. Очнулся он от прикосновений к лицу чего-то влажного и горячего. То был, конечно же, собачий язык. Боб поддержал хозяина в трудную минуту.
– Я оделся, взял собаку и поехал к любовнице, – Сеня выглядел уже совершенно спокойным, но вряд ли чувствовал себя так же. – Боб, кстати, до сих пор у нее. Дома я больше не появлялся. Мотаюсь по городу, снимаю деньги с карточки, периодически на работу заскакиваю. Ночую в разных местах. Полный мрак, – тут его губы тронуло некое подобие улыбки.
– А муха? Она больше не появлялась?
– Если бы… – Платонов горестно вздохнул. – Она повсюду следует за мной. Проходит полдня, и я вновь слышу это сводящее с ума жужжание. И вижу…
– Видишь что?
– Картинки. Те самые мерзкие картинки из тупика. Я словно проваливаюсь куда-то и вижу их. Снова и снова.
– Проваливаешься?
– Да. Стоит мне сесть или лечь, как я будто бы падаю в глубокую черную шахту. Но на дне ее стоит мягкое кресло, в котором я и оказываюсь. Перед глазами темнеет, и я вижу их… Все, что было нарисовано там, в тупике, и многое другое – в той же манере. Это ужасные вещи. Если бы мне снились такие сны, я, наверное, перестал бы спать.
– Выглядишь так, будто уже перестал.
– Почти, – махнул рукой Сеня. – Это все из-за мухи. Боюсь, что если я усну, она заползет мне в нос или в ухо, и все, кердык, – Платонов провел ребром ладони по горлу. – Не знаю, как дальше быть. Серьезно, не знаю.
Несколько долгих минут никто из нас не проронил ни слова. Потом я встал, подошел к холодильнику и достал еще несколько бутылок пива.
– Вот что, Арсений, – сказал я, ставя их на стол. – Я тебе верю. Но не на сто процентов.
– А на сколько? – тотчас отреагировал он.
