в издательстве, а с Юлиановым у меня отношения и без того были натянутые… Мама бы ужасно расстроилась – они с Павлом дружили…
– Что с ним будет?
– Откуда мне знать, Вероника. Я не Господь! – насупился Филиппенко. Он всегда говорил с женой начистоту, хотя и считал это ошибкой. – Юлианов играл с огнем. Много себе позволял… Ты помнишь, как называла его мать? «Останнiй янгол ïхньоï революцiï. Ну вот и случилось… Говорят, нарком Шумный тоже исчез…
В дверь кабинета резко постучали, и Андрей Любомирович, вздрогнув, оборвал себя на полуслове.
Заглянула кухарка Настена, широколицая рыхлая баба.
– Обедать готово, Вероника Станиславовна! – трагически сообщила она, будто речь шла о землетрясении.
– Иду, – Вероника махнула на нее рукой и поднялась, расправляя складки домашнего платья. – Жду тебя в столовой через десять минут.
Уже у двери она оглянулась. Статная, все еще мужественная фигура Андрея Любомировича обмякла, а красивую крупную русоволосую голову будто стальным рычагом пригнуло к полированной поверхности письменного стола. Пол качнулся у нее под ногами.
– Андрюша! – отчаянно воскликнула она.
Муж повернул к ней пепельное лицо и одними губами спросил:
– Что?
– Ты не уедешь сегодня?
Он не ответил. Вероника Станиславовна быстро, стараясь ступать совершенно бесшумно, вышла из кабинета.
Когда дверь за женой закрылась, Андрей Любомирович зябко повел плечами и потянулся к серебряному портсигару – подарку Петра Хорунжего, но остановил себя. Уже несколько лет, как он взял за правило не курить до еды. И крохотная победа над собой немного утешила его – значит, нервы держат. Петр – да, тот курил беспрерывно. И Казимир, правда, только тогда, когда бывал пьян сверх обычного… Лохматого без табака вообще представить невозможно. Безбожно чадила матушка, зато Юлианов не прикасался, должно быть, потому, что когда-то был студентом-медиком, но табачный дым ему нравился… особенно, когда курила Майя… А Хорунжий в молодости до страсти любил семечки, пиво и раков… Страшно вспомнить это пиво – сущая моча, да еще и прокисшая…
Что за чепуха лезет в голову!.. Петр, Павел – Андрей Любомирович судорожно усмехнулся. Оба запросто бывали у Шумного. В его квартире на Сумской, в кабинете в наркомате – куда смертным дорога заказана. Куда его, Андрея Филиппенко, вождя целого литературного направления, главного редактора того и сего, руководителя крупнейшего издательства, приглашали только через курьера. А ведь стартовали в этом забеге с одной линии – в разбитых сапогах, затерханных пиджачках и куцых шинельках, полуголодные, веселые, наглые. Потом разбежались по разным углам, однако – верно заметила Вероника – «в одном котле варились»… Что с того, что Хорунжий стал первым номером в их поколении? Мы с ним никогда особо не жаловали друг друга, хоть с двадцать девятого и жили в одном писательском доме. Страстный и наивный, он все еще как бы стеснялся своей славы.
