быстро рассказал о контракте.
Мать и брат молча слушали его. Потом мать охнула, а Ваня тревожно посмотрел на нее и своей светлой улыбкой мгновенно отогнал ненужные страхи. Впрочем, Светлана все равно была оглушена даже не самим контрактом или планируемым соревнованием, а суммой. При словосочетании «миллион долларов» российские рядовые граждане обычно на мгновение-секунду-минуту или же вовсе надолго умолкают. Прислушиваясь к волшебной игре слов. Затем, медленно – невзирая на наличие или отсутствие математических способностей – переводят доллары в рубли. С удовольствием. Растянутым, как те самые трикошки-синего, приемлемого цвета разбирали быстро и оставались ужасные, беспросветно-черные – в которых когда-то рассекали все мальчишки на физре в советской школе №… любой. А затем уже смакуют итоговые, всю жизнь остро желаемые, искомые, безнадежно – прекрасные миллион (ы!) рублей. Только уже в самом-самом конце они понимают, что тех вот самых миллион (ов) российских рублей из одного американского миллиона получается не так уж много. Как виделось, надеялось, хотелось. Но и не мало, если прикинуть. Как хочется, хотелось. Быстро, разом и сразу! Хотелось… И не моглось, естественно. И не смоглось, конечно. И не сможется никогда. Тает сладостный, зеленовато-хрустящий туман. Туман-обман… Ой, извините! О чем это вы? Или мы? Или только я? О чем мы говорили? Да – да, задумался, простите… Да так, ни о чем, если честно. Просто…
Светлана, правда, относилась к небольшой оставшейся прослойке – категории российских людей, относившейся к таким суммам спокойно, без пиетета, ввиду полной и незыблемой невозможности обладания таковыми. За исключением шансов криминальных, конечно. За долгую службу мужа она – в его лице – сталкивалась с несколькими такими возможностями. Особенно на Дальнем Востоке. Петр хоть и не служил на самой границе, но периодически к нему «подкатывали» с различными предложениями братки и авторитеты, бряцая ключами, клацая фиксами и отсвечивая наколками. Сулили, намекали, похохатывали. Даже иной раз внятно, с угрозами. Один раз даже Светлана, к своему стыду, оставшемуся с нею на всю жизнь, спросила что-то типа: «А почему бы и нет?» На что муж, играя желваками, тихо попросил ее позвонить приятельнице-жене таможенника. С которыми они почему-то давно не виделись…
Светлана звонить отказалась, но «наколочку» запомнила и разузнала по своим соседкам-товаркам. История была банальна и страшна: муж подруги пропал неделю назад, пока его труп не прибило к заброшенному грязному причалу. Прямо к борту такого же, только ржавого трупа-остова изжившего свой век сейнера, полузатопленного у пирса. В отличие от судна, заместитель начальника таможенного поста Синьковский был молод и «век» его мог бы длиться, сколько положено ему. Но и это еще было не все: исходя из нарочито-испуганного, а на самом деле возбужденно-восторженного – такой ужас! – бабьего шепота семью таможенника ещё и «поставили на счетчик» за долги мужа. И жена – тайком и срочно – забрала детей и улетела куда – то к чьим – то родителям на «большую землю». Петр вечером только хмуро кивнул тяжелой
