сейчас лекарства…
– Ага, и детское питание. Как деревенская печаль?
– А что ей будет? За генерала вышла, все говорила, не изменит, а сама – видишь – вон чего подцепила.
– Так это от Таньки? Значит, наврал Пушкин?
– Пелевина, не будь наивной. Ларина своего не упустит; что ей с генералом делать ночами?
– Проехали с Лариной. Про себя лучше расскажи.
– Сказку или как?
– Или как…
– Дядька помер… да… А в деревне, Пелевина, тоска жуткая! Сначала ничего, а вот недели через две… Володька разбавил немного хоть.
– Ты же нивелировал его как вид.
– И тебя, что ли, несет, Пелевина? Это все литературный вымысел, Пушкин это… Да чтоб я с Ленским стрелялся? С Володькой?
– А ты не врешь? Дуэль-то была.
– А чего мне врать. Короче, охотились, к Лариным чаи гонять ездили, а дуэли не было.
– И где Володька сейчас?
– В эмиграции, в Нью-Йорке. Сначала, как Эдичка, вэлфэр получал, они в “Винслоу” на одном этаже жили. А потом Ленский каким-то образом высоко полетел, купил себе дом и вот – ведет здоровый образ жизни.
– Все к лучшему.
– Что?
– Ну, что Володька жив. И что здоровый образ…
– Да, это оно, пожалуй… Пелевина, а ты сны видишь?
– Вижу.
– Расскажи.
– Вчера, короче, снится мне, будто лежу я в гинекологическом кресле, по уши в гипсе, и даже голова вся забинтована. И вот врач, Нина Петровна, с бритвой в руке ко мне подходит и начинает срезать родинку над верхней губой. А потом телефон зазвонил, и я не помню дальше…
– Интеллектуальные у тебя сны, Пелевина. А я вот вчера видел, как мне Мартовский Заяц дорогу перебегает.
– Перебежал?
– Не помню.
– Онегин, тебя уже лечат?
– Нет, только диагноз сказали; я вчера напился.
– Зачем деньги тратишь, таблетки бы лучше купил.
– На таблетки все равно не хватит.
– У тебя же блат.
– Блат – только на анализы, а в аптеке блата нет. Застрелюсь.
– Лечиться минимум месяц, Онегин, ты слышишь?
– Слышу. Но я из социума ушел, из литературы ушел, в люди не вышел, денег у меня нет.
– Может, у Пушкина займешь?
– Так он не даст, не верит он мне.
– Не фига себе, столько на романе заработал, жизнь исковеркал, а взаймы не даст?
– Не даст. Может, у бабы его попрошу.
– У Наташки-то?
– У Наташки. Она, кстати, возмущалась все на счет памятника на Арбате. “Не похожи, говорит, и все тут!”
– Наташка может дать.
– Да Наташка только это и может.
– Ты это о чем, Онегин?
– Сама не маленькая, Пелевина. Кстати, мне Кихот десять баксов второй год отдает.
– И
