меня только что побывали Квинт Сервилий Цепион и Луций Марций Филипп, – ответил Катон, подражая бесстрастному тону Друза.
– Оба? Полагаю, Филиппу надлежало выступать в роли свидетеля?
– Да.
– Итак?
– Цепион просто-напросто поставил меня в известность о том, что разводится с женой, уличив ее в измене со мной.
– И все?
Катон нахмурился.
– Чего уж больше! Ведь он объявил об этом в присутствии моей жены, которая тут же ушла к отцу.
– Час от часу не легче! – вскричал Друз, воздевая руки. – Присядь, Марк Порций, и выслушай все с начала до конца. Развод – это только начало.
Услышанное вызвало у Катона гнев, в сравнении с которым меркло недавнее негодование Друза. Порции Катоны только притворялись флегматиками, в действительности же все до одного, включая женщин, славились буйным нравом. Прошло немало времени, прежде чем Друзу, употребив все свое красноречие, удалось убедить его в том, что, если он убьет Цепиона или по крайней мере покалечит, это только усугубит беды Ливии Друзы. Удостоверившись, что негодование Катона улеглось, Друз отвел его к Ливии. Стоило Друзу увидеть, как эти любовники смотрят друг на друга, – и все его сомнения насчет глубины их чувств мигом растаяли. Любовь, сметающая все преграды! Бедные, бедные…
– Кратипп, – обратился Друз к управляющему, оставив влюбленных наедине, – я снова умираю от голода! Я намерен немедленно приступить к ужину. Будь добр, оповести об этом мою супругу Сервилию!
Однако его жена предпочла поесть в детской, где Сервилия, рухнув на кровать, заявила, что отказывается от еды и питья: когда ее отец узнает, что она умерла, он пожалеет о содеянном!
Друзу пришлось брести в столовую в одиночестве. Как ему хотелось, чтобы поскорее кончился этот проклятый день! Он очень надеялся, что ему никогда в жизни больше не доведется испытать ничего подобного. Вздыхая в предвкушении трапезы, он прилег на ложе.
– Что я слышу? – донесся голос из дверей.
– Дядя Публий!
– Ну, в чем тут у вас дело? – вопрошал Публий Рутилий Руф, сбрасывая сандалии и отсылая жестом слугу, вознамерившегося обмыть ему ноги. Устроившись на ложе рядом с Друзом, он подпер ладонью свою любопытную физиономию, на которой присутствовала также симпатия и тревога, что не позволило на него сердиться. – Рим просто кипит от слухов самого противоречивого свойства: тут тебе и развод, и супружеская измена, и рабы-любовники, и истязание жены, и несносные дети… Откуда все это взялось, да еще так быстро?
Ответить ему Друз уже не смог, ибо появление дяди переполнило чашу его терпения. Опрокинувшись на спину, он захохотал как безумный.
Публий Рутилий Руф не преувеличивал: Рим весь бурлил от всевозможных слухов. Все было ясно, как дважды два, плюс рыжие волосы младшего из троих отпрысков и тот факт, что страшно богатая, но безнадежно грубая жена Марка Порция Катона Салониана тоже
