поле ребятишки сгорали от нетерпеливого ожидания.
– Идет! Идет! – радостно крикнул кто-то.
Целая толпа со змеями в руках и без змеев с радостным гулом бросилась к показавшемуся из-за угла «советнику», а вслед за ним – к гигантскому змею, который торжественно несли Степа и Гришка.
– Вот так змей! Это, можно сказать, настоящий змей.
– Как ты, дяденька, долго! Уж мы тут не дождемся…
– Хвостище-то! Ну, знатный хвост!
– Смотрите, ребята, по змею-то разное зверье намалевано…
– Хвост-то поболе сажени будет…
– Эва хватил! И все три считай…
Восторги, восклицания, одобрения так и слышались со всех сторон.
Да что дети… – тут и многие старики, взрослые мастеровые и фабричные с нескрываемым удовольствием и с простодушным восторгом смотрели на эту затею, с детства близкую их сердцу.
Между тем змей, окруженный плотной глазеющей толпой, был принесен на середину поля.
– Знаете, ребята, сначала запустим ваши – мелкие… Посмотрим, как они сегодня будут держаться в воздухе! – схитрил Семен Васильевич, чтобы порадовать ребят.
Мальчуганы разбежались по полю со своими самодельными змеями, стоившими стольких забот и слез: не легко было достать ниток, еле добыли бумаги.
По огромному полю, в разных направлениям взвились и завертелись, где низко, где высоко, белые змеи с мочальными хвостами…
Ясное голубое небо; зеленое поле; оживленные группы бегавших детей, одушевление и громкий раскатистый смех, – когда один змей вырвался из рук мальчика и, подхваченный ветром, понесся по направлению к домам, – все это изображало такую жизненную, полную движения и прелести картину, которой нельзя было не залюбоваться.
И Семен Васильевич любовался затаив дыхание; он радовался, что эти босоногие ребятишки, из которых многие целыми неделями корпели в душных мастерских, на заводах и фабриках, согнув свои спины над тяжелой работой, дома ютились в сырых темных подвалах, а теперь, в теплый воскресный день, пользуются здоровым, хорошим развлечением и так счастливы, веселы.
Смотря на оживленные лица детей прекрасными, глубокими, черными глазами, старик сам молодел душой, блаженно улыбался и был счастлив не менее их.
Сбросив свою неизменную шинель на траву, Семен Васильевич громко захлопал в ладоши.
Дети примчались к нему со всех сторон.
– Ну, теперь мой громадина полетит. Я сам буду запускать… А кто же будет держать?
– Я, дяденька… Нет, – я… Лучше – я. Позволь мне, дяденька, миленький!.. – просили мальчики.
– Нет, ребятишки, не удержите. Надо кого-нибудь побольше…
– Позвольте мне, Семен Васильевич!..
– Из толпы выдвинулся молодой мастеровой.
– Вот и отлично! Держи, голубчик Игнатий. Небось, знаешь нашу затею?!
– Как же, Семен Васильевич! Ведь мы с вами не впервые… –
