семье. Удвоив доход от страховки и приглашая Синтию раз в год в семейное гнездо, когда та была маленькой, граф сделал все, что от него требовалось. По крайней мере так он считал.
Он, но не миссис Дрэссилис. Она рассчитывала на гораздо большее. И крах надежд разрушил ее характер, внешность, а заодно спокойствие всех, кто хоть как-то соприкасался с ней.
Меня раздражало, когда я случайно слышал, как люди называют Синтию жесткой. Сам я жесткости в ней не замечал, хотя, видит Бог, на ее долю пришлось достаточно испытаний. Мне она всегда казалась милой и приветливой.
Дружба наша была безопасной. Наши умонастроения настолько совпадали, что у меня и порыва не возникало влюбиться. Я слишком хорошо ее знал, впереди не маячило никаких открытий. Я всегда легко читал в ее честной и простой душе. Не осталось ни капельки ощущения, что есть нечто скрытое, а ведь именно это обычно провоцирует любовь. Мы достигли границ дружбы, переходить которые никто из нас не рвался.
И вдруг на балу у Флетчеров я предложил Синтии выйти за меня замуж, а она взяла и согласилась.
Оглядываясь назад, я вижу, что, хотя непосредственный толчок дал Тэнкервилл Гиффорд, вся ответственность лежит на Одри. Она сделала меня человечным, способным на сочувствие, а именно сочувствие и заставило меня выговорить те слова.
Но прямой причиной явился, конечно, молодой Гиффорд.
На Марлоу-сквер, где жили Синтия с матерью, я чуть опоздал и нашел ярко разодетую миссис Дрэссилис в гостиной с бледным молодым человеком. Звался он Тэнкервилл Гиффорд, а для его близких друзей, в число которых я не входил, – Тэнки. Так же его именовали и в личных колонках глянцевых спортивных еженедельников.
Я частенько натыкался на него в ресторанах. Однажды в «Эмпайре» кто-то нас познакомил. Но он был нетрезв и упустил интеллектуальное удовольствие, какое могло ему доставить знакомство со мной. Как всякий, кто вращается в лондонских кругах, я знал про парня все. Краткая его характеристика – грубиян и хам, и, встреть я его в любой другой гостиной, не в гостиной миссис Дрэссилис, я бы удивился.
Хозяйка представила нас друг другу.
– Мне кажется, мы знакомы, – заметил я.
Он посмотрел на меня стеклянным взором:
– Не припоминаю.
Я ничуть не удивился.
В эту минуту вошла Синтия. Уголком глаза я отметил, что на лице Тэнки отразилось смутное неудовольствие, поскольку она явно мне обрадовалась.
Выглядела она потрясающе: высокая, эффектная, с прекрасными манерами. Простое платье смотрелось еще благороднее в сравнении с кричащим нарядом матери. Черный цвет красиво оттенял чистую белизну ее лица и светло-золотистые волосы.
– Вы опоздали, Питер, – взглянула она на часы.
– Знаю. Виноват.
– Ну, пора и двигаться, – вступил Тэнки. – Мое такси ждет.
– Позвоните,
