мог бы и снять. Поди, от пота уж и полушубок в иных местах насквозь промок. Вот как ближе к вечеру прихватит морозцем, так и настучишься зубами. Сырой мех мало того, что не греет – он словно вытягивает из тела живое тепло…
Говорить все это вслух Кудеслав, конечно, не собирался. А если и собирался, то не успел. Заметив его поглядывания, Векша вдруг набрался смелости первым нарушить затянувшуюся молчанку:
– Дозволишь спросить?
– Ну?
– А ты и вправду урман?
Мечник громко, с присвистом втянул воздух сквозь зубы.
– А ты их видал, урманов-то? – хмуро спросил он.
– Видал.
– Ну и как я – похож?
– Да вроде нет, – Векша дернул плечом. – А тогда почему?..
– А не больно ли ты любопытен?! – круто повернулся к нему Кудеслав – так круто, что чуть стремя не потерял.
Векшино лицо сделалось белей снега. Парнишка забормотал торопливые и бессвязные извинения, но гнев Кудеслава как-то сам собой унялся под взглядом этих вмиг сделавшихся огромными перепуганных глаз. Не хватало еще драку с мальцом затеять… Да и не виновен он перед тобою ни в чем, малец-то. Ну, любопытен… А в каких это краях тебе удалось повидать нелюбопытных мальцов? Таких краев нет.
– Лет десять тому, – заговорил Мечник как-то слишком уж раздельно и внятно, – на вешнем торге сманили меня с собою проезжие урманы-варанги. Они плыли на Волглу; не к хазарам – дальше, поначалу вроде бы для торга, но обернулось их плавание набегом ради добычи. Приглянулся я им тем, что силача из их дружины перетянул на копейном древке; потом из лука стрелял метче их лучников. Так и ушел я с ними, а в свой род вернулся лишь через шесть лет. За то время побывал в Персии, потом вместе с урманами воротился в их земли, что за Волчьим морем… Многое повидал, многому научился – паче всего владенью воинским оружием. Без такой сноровки среди урманов не выжить: они со всеми соседями в ссоре, и даже внутри своего языка живут, как во вражьих землях. Вот с тех пор и кличут меня в роду то Мечником, то Урманом. Хоть я это третье имя свое почитаю обидным. Будто бы сородичи отторгнуть меня хотят; будто не своим считают. Кощея вон и того небось Кощеем зовут, не Хазарином…
Кудеслав умолк. Как-то так вышло, что сказал он гораздо больше, чем собирался и чем мог понять жадно выслушавший малец.
А малец вдруг сказал:
– Я не буду больше…
– Что "не буду"? – Мечник вскинул на него удивленный взгляд.
– Ну, это… звать, как тебе не по нраву…
Векшины глаза вновь сделались круглыми да огромными, и Кудеслав чуть зубами не заскрипел от подозрения, что сопливый пащенок вздумал его жалеть. Но нет, чтобы пожалеть, нужно суметь понять сказанное; нужно знать про закуток в отцовой избе, про косые либо насмешливые взгляды, которые иногда (да что иногда – частенько!) приходится перехватывать. Нужно узнать, что за тягостный смысл обозначен словами "не такой, как все". Впрочем, этому-то
