с Эккерманом он заметил, что еще не все поняли, сколь многим они обязаны Лютеру. ”Мы сбросили оковы духовной ограниченности, благодаря нашей всё растущей культуре смогли вернуться к первоистокам и постигнуть христианство во всей его чистоте. Мы снова обрели мужество твердо стоять на Божьей земле и чувствовать себя людьми, взысканными Господом”. Осуждая убогое протестантское сектантство, он призывает протестантов и католиков отдаться во власть ”великого просветительского движения, движения времени”, подчиниться ему, а оно должно привести к единению. И тогда ”мы мало-помалу от христианства слова и вероучения перейдем к христианству убеждений и поступков”.
Гейне, как и Гёте, испытывал к Лютеру благодарное чувство. Нигде и никогда не упоминает он о юдофобии отца Реформации. Между тем в двухтомной ”Истории антисемитизма” Льва Полякова (перевод на русский язык появился в 1997 году) Лютеру отведено ”почетное” место. В глазах современного еврейства он – враг богоизбранного народа.
Предполагать, что Гейне не были известны антиеврейские памфлеты Лютера, нелепо. Он знал о них, хотя в середине ХIХ века их не цитировали. Они вообще не имели широкого хождения ни в ХVII-м, ни в ХVIII-м веках. Скорее всего, он их просто не читал, как не читал он, думается, ”Аугсбургское вероисповедание”, ему вполне хватало лютеровых ”Застольных бесед”. Хоть он находится в Париже, он не отделяет себя от Германии, и потому в его устах совершенно естественно звучат признания, касающиеся Лютера: ”Нам не пристало жаловаться на ограниченность его взглядов. […] Еще менее пристало нам изрекать суровый приговор о его недостатках; эти недостатки принесли нам больше пользы, чем добродетели тысячи других”. В 30-е годы ХIХ столетия еврей Гейне мог отпустить Лютеру его грехи. Спустя сто с лишним лет сделать это уже невозможно. Исторический опыт, память о Холокосте не позволяют.
Ректор кёльнской теологической академии имени Меланхтона г-н Марквардт, узнав, что я пишу о Лютере, стал отговаривать меня и советовал заняться Меланхтоном, который был необычайно мягким и благородным человеком. Ближайший друг и сподвижник Лютера, он всю жизнь был преданным учеником Эразма Роттердамского, человека всеобъемлющего духа. Как личность он мне глубоко симпатичен и близок. Но я задала своему оппоненту вопрос: ”Положа руку на сердце, признайтесь, смог ли бы Меланхтон осуществить Реформацию?” И в ответ на его молчание высказала свое мнение: ”Нет, такое по плечу было лишь неукротимому Лютеру!”
В сослагательном наклонении об исторических событиях не говорят. Что толку задаваться вопросом, как бы пошло развитие Европы и Германии, если бы в споре Лютера и Эразма победил умеренный, считавший себя гражданином мира Эразм? Победа Лютера была неизбежна не только из-за его чувственной мощи, из-за его неистовой ярости, которой были наделены все настоящие герои, начиная с гомеровского Ахилла. Как справедливо заметил Стефан Цвейг, Лютера ”переполняет и распирает мощь
