известны только знатокам истории далеко за пределами гимназического учебника или были памятны только в то время, как генерал Алиханов, не допустивший суверенитета Грузии в 1905 г.
Хлебников вспоминает и важные для славянства мифы, такие как миф о змееборце: появляются Никита Кожемяка, змееборец былин, и сам Змей Тугаринович. Он любит первооткрывателей, таких как Дежнев и Хабаров. Крымская мифология Хлебникова включает сопоставление жертвоприношения Ифигении и жертвоприношения Исаака, римский полководец Плавтий Сильван, бывший в Херсонесе в 63 г., равно как и легендарный новгородский князь Бравлин, бравший Сурож-Судак, оказываются создателями отсроченного имперства Крыма как русской земли, хотя имперство должно было бы следовать за жертвоприношением.
Но Хлебников вспоминает Бориса и Глеба как жертву, легшую не в основу русского имперства, а в основу русской духовности (на нашей памяти, заметим, Борису и Глебу была посвящена гениальная статья философа В. В. Бибихина «Власть России», помогающая понять и духовную программу Хлебникова), а также жертву Романа Галицкого, которая не спасла Киевскую Русь, и жертву князя Лопухина как жертву засилья немцев при Анне Иоанновне. Несколько странно видеть среди героев Ивана Грозного, боярина А. А. Ордына-Нащокина, ведавшего международными делами при царе Алексее Михайловиче, и некоторых других, но для Хлебникова это не политические деятели, а векторы влияния России, векторы всемирных измерений России – и князь Курбский явно важнее ему как бравший Казань, а не как диссидент. Ключевского Хлебников любил, вероятно, за рассказ о хорватском дипломате XVII в. и изобретателе всеславянского языка Юрии Крижаниче, который на всю жизнь стал для Хлебникова культурным героем.
Из непонятных слов этого произведения следует отметить лишь «капь» – просто изначальная форма слова «капище», как языческое святилище и самый «образцовый» памятник, образец для поколений и нравов.
Мы и дома. Кричаль
Архитектурная программа Хлебникова не нова для русской литературы – некоторые ее идеи невероятно близки архитектурной статье Гоголя «Об архитектуре нашего времени» в его «Арабесках», где писатель, опасаясь обезличивания архитектуры, предлагал противопоставить ему свободный романтический творческий эксперимент с архитектурными формами: как из рога изобилия, на одну улицу должны были излиться арабские, готические, классицистические, мавританские и другие здания. На создание текста, вероятно, Хлебникова вдохновило общение с художником Павлом Филоновым, который использовал в своей живописи те органические и геометрические модели: дерево и лист, кристалл и труба, фрактал и невесомая цепь и т. д., – все модели скопом Хлебников переносит в архитектуру.
Трудно сказать, насколько Хлебников был знаком с архитектурными проектами итальянских футуристов: вероятно, начальное замечание о том, что современный город открыт солнцу с его изнурительным жаром – идет «посолонь» – быстро напомнит о жарких камнях итальянских городов. Но для Хлебникова важнее было оспорить «прошлецов», не способных жить живой жизнью.
