она.
– Друг?
– Да. Он рассказал мне много сказок и подарил много сладких конфет, – девочка помрачнела и опустила глаза. – Мама говорит, что если я буду есть много сладкого, то растолстею, и никто не захочет взять меня в жены. Но я все равно ем.
Джордан снова улыбнулся, отыскал в кармане жвачку и протянул ей.
– Хочешь?
– Я вообще-то тебя не знаю, но… – девочка поджала губы, борясь с искушением. – Но… – она огляделась по сторонам. – Но раз никто не видит… – девочка схватила жвачку и спрятала в кармане. – Хочешь посмотреть, как я танцую? – она сделала изящное па. – Понравилось?
– И это все?
– Я маленькая и пока только учусь! – девочка деловито топнула ножкой. Джордан напомнил ей о Реме. – Он научил меня молиться! – она сложила на груди руки и что-то зашептала. Несколько секунд ее голубые глаза были закрыты. – Подожди! – замахала девочка руками и убежала в комнату. – Вот, – сказала она, протягивая Джордану пожелтевшую фотографию незнакомой женщины. – Святой отец дал мне ее и просил молиться за эту женщину вместе с ним.
– Себила Леон? – прочитал Джордан на обратной стороне фотографии. – И кто она?
– Я не знаю. Он же твой дядя!
– Да. Ты права.
– Да. Я права, – девочка снова подбоченилась. – А ты не знаешь, когда он снова придет?
– Придет?
– Ну, да! Конфеты и сказки! – Девочка неловко хлопнула в ладоши.
– Он… Он переехал.
– Как и мой папа?
– Что?
– Я говорю, мой папа тоже куда-то переехал, и мы с мамой не знаем куда.
Черная кошка снова пробежала по коридору. Всплеснув руками, девочка схватила ее за хвост и потащила домой.
Кэнди посмотрела на старую фотографию Себилы Леон и покачала головой.
– Нет. Никогда раньше не видела, – сказала она.
Они закрыли квартиру и вышли на улицу. Машина недовольно заурчала. Единственная церковь в городе была серой и невзрачной, как и все вокруг. Пожилой священник был лыс, как куриное яйцо. Свечи коптили. Пожилая женщина сидела в самом темном углу на иссохшей скамейке и что-то тихо шептала, раскачиваясь в такт слышимой ей одной мелодии.
– Останьтесь здесь, – велел священник Кэнди и Джордану.
Несколько свечей потухли. Невидимые сквозь мозаику птицы стучались крыльями в окна.
– Это все из-за меня, – сказала Кэнди, когда они с Джорданом уселись на ближайшей к алтарю скамье. – Священник узнал меня и поэтому не пустил.
– Что?
– Нет. Не подумай, будто он меня… Просто… Дело в исповеди, понимаешь? – стеклянные глаза Кэнди смотрели на алтарь. – Я думала, что если исповедуюсь, то мне будет легче умереть. Я рассказала ему всю свою жизнь, а он… Знаешь, меня никто никогда не слушал так, как он. Даже мать. Когда я узнала о болезни, то позвонила ей. Мне нужно было выговориться. Я говорила и плакала. Плакала и говорила. А потом… Черт! Потом я услышала
