тайно собрать объединенное войско Европы, сошла с рук смута, посеянная в сердце непобедимого Аттилы. Все было на пользу Риму.
Аттила без раздумий принял условия Аэция, он приготовился к бою именно на Каталаунских полях, невыгодных всадникам: рельеф местности благоприятствовал римлянам… Бой должен быть именно там, где пожелали враги. Даже в этой своей ненужной уступке Аттила остался кипчаком, которому из гордости трудно отказаться от заведомо невыгодного, лишь бы не прослыть слабым в глазах окружающих.
Дурное предчувствие росло, невыносимо жгло сердце. И Аттила медлил с атакой, когда войска уже выстроились в боевые порядки. Будто какая-то неведомая сила сдерживала его коня, связывала руки, мутила разум. Неуверенность полководца передалась войску, армия забеспокоилась.
Объединенная армия Европы выжидала, тоже не сделав и шага.
Прошло желанное утро, а бой так и не начинался. Едва ли не до полудня тянул Аттила, терзаемый сомнениями. Он молчал, глядя на небо, молчал и Аэций. «Бегство печальнее гибели», – наконец прервал свое молчание великий кипчак и отдал приказ, когда солнце было уже высоко.
С возгласом «ура!» (что на языке кипчаков означает «бей!», «рази!») всадники устремились в атаку. Битва разыгралась, как взрыв, как внезапная буря. Аэций, воспитанник самого же Аттилы, прекрасно знал тактику боя степняков, он все рассчитал правильно. Атака захлебнулась.
Такого с Аттилой еще не бывало. Кипчаки опешили. Они впервые отступили.
И тогда их царь проявил былую мудрость: он успокоился сам. Может быть, это была его самая трудная в жизни победа – победа над собой. Потом он пошел к войску и нашел, что сказать. Его краткие фразы, звуки рубящей шашки, распаляли сердца тюрков:
«Защита – признак страха».
«Отважен тот, кто наносит удар».
«Мщение – это великий дар природы».
«Пусть воспрянет дух ваш, пусть вскипит ваша ярость».
«Идущего к победе не достигают стрелы».
«Кто пребывает в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен» – эти слова завершили речь. Он выдернул из ножен шашку, взмахнул ею, изображая над войском равносторонний крест, и тихо произнес: «Алла билэ» (по-тюркски – «С Богом!» или «Бог с нами!»).
«Сарын къоччакъ!» – прогремели в ответ командиры, и их возглас[20] утонул в яростном «у-ра-а!» всего войска.
Украшение седельных покрышек коней древних алтайцев. Красота сопровождала тюрка в повседневной жизни и в бою
В одно мгновение все смешалось. Боевые кличи, блеск шашек и пыль, которая поднялась за ринувшимися всадниками, – мир перевернулся. «Алла билэ! Алла билэ!» – как гром, раздавался над осиянными Каталаунскими полями, солнце и небо теперь отражались в тюркских шашках. На этот раз битва с объединенной армией Европы закипела по-настоящему.
Десятки тысяч трупов остались там. Степняки
«Сарын къоччакъ» переводится с тюркского «слава храбрецам», призыв к атаке (вот откуда «сарынь на кичку»).
