трем тюрьмам, окончания следствия, которое усердно подшивало доказательства к уголовному делу на четырнадцатилетний срок. Но партия и газета по-прежнему живее всех живых. Журналист и литературный критик Наталья Иванова так отозвалась о «Лимонке»: «Лимонов новорусскому капитализму выносит приговор». Слово вождя по-аввакумовски непримиримо. Однажды писатель так окончил свое слово: «За грубые слова приношу соболезования. Но об этом нельзя иначе…»
Увольняется он с завода по четырем причинам.
Первая. Как-то раз шагал с авоськой на третью смену и встретил ненадолго вышедшего из тюрьмы Толика Толмачева в обнимку с цыганкой Настей. Пустынная остановка трамвая напротив бетонного серо-черного Стахановского клуба.
– Рогом упираться идешь? – грустно улыбнулся Толик, блеснул золотым зубом и просвистел вслед работяге знакомую Эду мелодию.
Через несколько дней Савенко принимает решение подать начальнику цеха заявление на расчет. Незамысловатая мелодия песенки «Дешевка никогда не станет прачкой» разъединила, оборвала нервы, их запутанные паутинки, которые связывают область чувств и область поступков. Его озарило. Он должен стать, он будет национальным героем.
Была и вторая причина – никак не мог выбрать, выразить собственный стиль, соотнести себя с окружением, определить, каким будет его жизненный путь. Он пронесет через всю жизнь тягу к резким скачкам амплитуды колебаний стиля, радикальным встряскам. В одном сохранит постоянство – будет вести себя в жизни естественно. Так ведут себя рабочие и аристократы. Будет всегда противопоставлять поступки, труд, волю, доблесть посредственности в человеке классу «пиджаков».
Под широкополою листвой гулял в Харькове милом.
В пятнадцать лет модник Эд сам выбирает и выстраивает направления собственной эстетики – коротко стрижется, выбривает пробор, носит широкое и короткое темно-коричневое чешское пальто на трех пуговицах с рукавом реглан или желтую куртку.
Семнадцатилетний монтажник-высотник, тамплиер пролетариата (по Александру Дугину) ездит в солдатских сапогах, фуфайке и отцовской военной шапке на строительство нового цеха танкового завода.
Осенью 1961 года в кулинарном училище на отделении поваров, в самом центре Харькова, на Сумской улице, наискосок от Театрального института, появился модник. Все в том же чешском пальто, но уже изрядно потертом. Последний писк моды – узкие брюки. Узкие настолько, что нога с большим трудом протискивается в штанину.
– У вас есть вкус? – спрашивают сейчас писателя.
– Когда хочу, у меня есть вкус, но иногда я этого не хочу.
Модник был парень не промах. И уже зимой, на практике в мясном цехе он так наловчился обрабатывать свиные и другие туши, вырезая лопатки, что даже удостоился похвалы директора, заслуженного повара УССР.
В октябре 1964 года он покидает ряды пролетариата с гардеробом
