Марина. – Это хорошо. Одной проблемой для меня меньше. А что касается дружбы Комарова с моим Федором, то я вам так скажу: Федор вообще очень быстро завязывает… то есть завязывал… с людьми тесные отношения. Я вот так не могу, просто не умею. У меня очень мало друзей. А у Федора их так много, что иной раз я даже не понимала, о ком именно из его друзей идет речь.
– Значит, не со всеми своими друзьями он вас знакомил?
– Нет, не со всеми. Про некоторых я знала только как их зовут. А про иных не знала и того.
– Но у вас на даче частенько появлялись дружки Федора.
– Кто?
– Те, с кем он сидел. Нам об этом сказала ваша подруга.
– Лида?
И понизив голос, чтобы ее не услышала подруга, Марина почти прошептала, наклонившись поближе к девушкам:
– Понимаете, я Лиде не сказала, но с теми людьми Федор давно порвал. Это было моим условием нашей с ним связи. Друзья друзьями, но продолжать отношения с людьми, с которыми вместе сидел, это не дело. Хватит и тех новых знакомых, которых он завел в клубе. А Лиде я не сказала, потому что не хотела… не хотела…
– Не хотели, чтобы она появлялась у вас на даче и мешала вашей идиллии. Так?
– Ну, примерно так. Лида бывает очень прилипчива. Да и Федору она не нравилась. В общем…
В общем, с этим вопросом было ясно. И подруги задали следующий.
– А за что сидел Федор?
– Да за глупость. Я же вам уже говорила о страсти Федора впутываться в чужие проблемы? Вот и в тот раз он вмешался в чужую драку. Просто шел себе по улице, увидел, что пятеро бритоголовых отморозков избивают двух иностранцев, армян, и вмешался. Федор не выносит несправедливости. А тут была явная несправедливость, пятеро на двоих! Вот он влез. Но набежали друзья этих армянских мальчиков, завязалась крутая потасовка. В результате получилось, что пострадали как раз бритоголовые, которые оказались в меньшинстве. Один из них серьезно пострадал. Приехала полиция. Все участники драки получили разные сроки, в том числе и мой Федор.
И Марина снова подавленно замолчала, глядя на ослепительно-белую простыню, под которой лежало тело ее любимого мужчины. Зрелище это было тяжелое. И Марина поспешно отвела глаза, прерывисто вздохнула и заговорила вновь:
– Знаете, я ведь всю эту неделю провела буквально как на иголках. Федор ничего мне не говорил, но я чувствовала, что он что-то затевает. У него был такой вид… такой гордый. Он буквально светился, раз за разом говоря мне, что скоро я ахну, какой он настоящий добытчик. И что я наконец его оценю. И что у него есть прекрасный план, как одним махом заставить меня поверить в его значимость.
– И что он имел в виду?
– Тогда я думала, что все это относительно катания банкирского сынка на шаре. Еще усмехалась про себя, какое значение придает глупый Федор этой разовой халтуре. Но теперь… Теперь я уже не знаю, что мне и думать.
И Марина опять взглянула в сторону тела. На ее глазах
