все подстроила! – подпрыгнул на месте Лешка.
Тянет руку, словно ответить хочет, но говорит без разрешения. Слова у него налезают друг на друга, торопясь, как будто их специально в один комок лепят.
– Помните карусель? Она за нее мстит. Специально дала поломанную точилку. Чтобы потом на Максика свалить.
– Врешь ты все! – кинулась на Дятлова Алка. – Трепло!
– Да он сам взял! Без спроса! – подалась следом за подругой Эля.
Но их уже разнимали. Ирина Александровна стучала журналом по столу. Хохотал на галерке всегда всем довольный Андрюха Когтев, клонился к нему Костик Борисов.
Элю с Дроновой выгнали в коридор, и классный час сразу потерял смысл. Потому что разбирать проступок без участников глупо. Но за дверью еще что-то кричали. Кажется, Минаева пыталась доказать, что должна победить дружба.
– Вот ведь гады! – злилась Эля, баюкая ушибленную руку на коленях.
– Ничего! – бодро встряхивала челкой Алка. – Мы им еще покажем.
Было в этих уверенных словах нечто щемяще-приятное. Вот это друг. Алка никогда не подведет. Все-таки созвучие имен многое значит.
– Мы им отомстим! – Эля выпрямилась.
– Война! – радостно заверещала Дронова и раскрыла ладонь.
– Война! – звонко хлопнула по предложенной руке Эля.
У Алки ладонь узкая, с длинными пальцами, заканчивающимися некрасивыми маленькими ноготками, а у Эли круглая, крепкая, с небольшими сильными пальцами. Вдвоем они всех победят.
Достойной мести никак не получалось. Сашка все так же ходил, тряс чубом, улыбался, демонстрируя кривые зубы. Ставил подножки на физкультуре, писал гадости на доске перед уроками. А то принимался «икать» иголкой. Вставлял в карандаш булавку и начинал легонько стучать сталью о край парты. Получался квакающий звук. С гулким эхом, будто в жестяном ведре. Звук носился по классу, отовсюду и ниоткуда конкретно.
– Прекратили! – с напряжением в голосе приказала Ирина Александровна, и ее темные глаза налились нехорошей тяжестью. Посмотрит – убьет.
– А чего Сухова не слушается?.. – как бы между делом протянул Сашка.
У Эли от неожиданного заявления упала ручка. Рядом с ней карандаш с булавкой.
– Сухова! Дневник на стол! – припечатала Ирина Александровна. – Еще один срыв урока, и я вызываю родителей!
Учительница высокая и худая, но голос у нее такой, что мурашки бегут по спине. Ой, как страшно. Эля понесла дневник к учительскому столу. От несправедливости щипало в переносице. Кричать бессмысленно, ничего не докажешь. Надо мстить, так же цинично и жестоко.
Чтобы избавиться от несправедливого замечания в дневнике, Алка предложила вырвать страницу. Дернули неудачно. Вечером пришлось объясняться с отцом.
Папа сидел в кресле, устало постукивал дневником по коленке. Перед Элиными глазами мелькал Микки-Маус, наклеенный на обложку. Мышонок улыбался, хитрые
