им. Ты ведь доброволец, парень.
Они молча курили целую минуту, прежде чем Марк ответил:
– Этот немец опасен.
– Может, в снег он не покажется, останется на печке.
Марк медленно покачал головой.
– Если он настолько хорош, то придет.
– Да, – кивнул Фергюс. – Он дока. Его вчерашний выстрел… парень пролежал весь день, да расстояние в пятьсот ярдов, словно один дюйм, да при таком освещении… – Он замолчал, потом быстро продолжил: – Но ты тоже молодец. Ты лучше.
Марк промолчал и старательно погасил окурок.
– Пойдешь? – спросил Фергюс.
– Да.
– Тогда вздремни. День будет долгий.
Марк задул свечу, лег и укрылся одеялом с головой.
– Поспи подольше, – произнес Фергюс. – Я разбужу.
И он сдержал желание по-отцовски похлопать Марка по костлявому плечу.
Молодой капитан негромко сказал что-то одному из часовых на передовой, тот шепотом ответил и подбородком указал в сторону темной траншеи.
– Сюда, сэр.
Капитан, закутанный так, что походил на медведя, пошел по доскам, Шон следом, возвышаясь над ним на целую голову.
У следующего поворота сквозь полог из падающего снега виднелся тусклый красный свет жаровни в углублении в стене траншеи. Вокруг жаровни, как ведьмы на шабаше, теснились темные фигуры.
– Сержант Макдональд?
Один из сидящих поднялся.
– Я. – Голос прозвучал уверенно.
– Андерс с вами?
– Так точно, – отчеканил Макдональд, и из темноты возник еще один человек. Он был высокого роста, но двигался грациозно, как спортсмен или танцовщик.
– Готовы, Андерс? – Капитан говорил траншейным шепотом.
За Андерса ответил Макдональд:
– Он готов к стрельбе, сэр. – Сержант чувствовал себя хозяином, как импресарио борца-чемпиона. Ясно было, что парня он считал своей собственностью, обладание которой давало ему то, чего он сам никогда не достиг бы.
В этот миг высоко над головой разорвался осветительный снаряд; ослепительно яркую бесшумную вспышку приглушил падающий снег.
Шон умел оценивать людей и лошадей. Он мог выделить из толпы и человека с гнильцой, и человека с большим сердцем. Ему помогали жизненный опыт и какое-то глубокое необъяснимое чутье.
При свете жаровни он посмотрел в лицо старшему, сержанту. У Макдональда была костлявая физиономия вечно недоедающего жителя трущоб, глаза посажены слишком близко, губы тонкие, их уголки опущены.
Ничего интересного в этом лице не было, и Шон обратил свой взор на второго.
Глаза золотистые, светло-карие, широко расставленные; спокойный, безмятежный взгляд поэта или человека, долго жившего в открытой местности с далеким горизонтом. Они широко распахнуты, позволяя видеть чистую белую полоску по краям радужной оболочки, так что
