детей, но у мамы случился выкидыш, потом еще два, и врач сказал ей, что и все последующие дети будут недоносками. Все это говорилось в семье совершенно открыто и даже пережевывалось с каким-то непонятным сладострастием: родители старались привить мне мысль о том, что рождение мое явилось Божьим даром, за что я должен быть благодарен им и Господу всю жизнь. Зачат я был, когда маме уже исполнилось сорок два и она начала седеть. Мне же почему-то не хотелось благодарить ни Господа, ни страдалицу матушку за свое появление на свет…
Лет через пять после того, как доктор объявил, что мама не способна иметь детей, она вдруг забеременела Деннисом. Вынашивала она его в течение восьми месяцев, после чего он просто-таки рванулся вон из чрева. Весил новорожденный целых восемь фунтов и, по словам отца, достиг бы пятнадцати, если бы подождал до срока. Несколько озадаченный доктор сказал тогда: «Что ж, иногда матушка-природа вводит нас в заблуждение, но теперь-то уж точно детей у вас не будет, так что благодарите Бога за этого и на том успокойтесь». Десять лет спустя мама забеременела мной и не только доносила меня до срока, но при родах пришлось даже применить щипцы. Забавная у нас семейка, правда? Родителям уже пришла пора внуков нянчить, а они заводят еще одного спиногрыза…
Они и сами понимали всю нелепость ситуации, и одного Божьего подарочка им вполне хватило. Нельзя сказать, что я был нелюбимым сыном, и, уж конечно, они никогда меня не колотили. Просто я стал для них в некотором роде сюрпризом, а люди после сорока в отличие от двадцатилетних сюрпризы, да еще такие, жалуют не очень. Чтобы избежать еще одного, мама после моего рождения сделала операцию, на сто процентов дающую гарантию от «даров Господних»… В школе я понял, как мне повезло, что акушер при родах применил щипцы: родиться с опозданием, оказывается, гораздо хуже, чем недоношенным. Яркий тому пример – мой дружище Верн Тессио. И папа, кстати, был того же мнения.
Я полностью осознал, каково это – ощущать себя пустым местом, когда мисс Харди уговорила меня написать сочинение по «Человеку-невидимке». Уговаривать, по правде говоря, ей даже не пришлось: я полагал, что речь идет о научно-фантастическом романе про забинтованного парня, которого в одноименном фильме играл Фостер Грантс. Когда же выяснилось, что это совершенно другая книга с тем же названием, я попытался отказаться, но впоследствии был только рад, что мисс Харди настояла на своем. В этом «Человеке-невидимке» главным героем был негр, которого никто вокруг не замечал, пока он наконец не взбунтовался. Люди смотрели как бы сквозь него; когда он с кем-то заговаривал, то не получал ответа, в общем, походил на чернокожего призрака, реально существующего, но как бы бесплотного. «Врубившись» в книгу, я проглотил ее залпом, словно это был роман Макдональда, ведь этот тип, Ральф Эллисон, описывал мою жизнь. Все у нас в семье крутилось вокруг Денниса, а меня как бы и не было. «Денни, как вы вчера сыграли?», «Денни, с кем ты танцевал на вечеринке у Сэди Хопкинс?», «Денни, как ты полагаешь, стоит нам купить ту черную машину?» Денни, Денни, Денни… За столом я просил передать мне масло, а папа, будто меня не слыша, говорил: «А ты уверен,
