Фриц, нахально глядя мне прямо в глаза. – Просто я бы на твоем месте был поосторожнее.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мне тут про него рассказывали довольно странные вещи.
– Да неужели?
– Конечно, очень может быть, что и наврали. Ты же знаешь, как верить людям.
– И знаю, как ты людей слушаешь, Фриц.
Он ухмыльнулся, я ничуть его не задел:
– В общем, поговаривают, что этот твой Норрис – не более чем дешевый мелкий жулик.
– Ну, знаешь, я бы не сказал, что «дешевый» – это самый подходящий для него эпитет.
Фриц улыбнулся, этак терпеливо и свысока:
– Ты, наверное, будешь очень удивлен, если узнаешь, что он уже успел побывать в тюрьме?
– То есть ты хочешь сказать: я должен удивиться тому обстоятельству, что твои друзья говорят, что он сидел в тюрьме. Да ничуть. Твои друзья еще и не такого могут наговорить.
Фриц не ответил. Он просто стоял и улыбался.
– И за что же, интересно знать, его, с их точки зрения, посадили? – спросил я.
– Не знаю, – все так же медленно процедил Фриц. – Но кажется, могу себе представить.
– А я не могу.
– Послушай, Билл. – Тон у него вдруг сделался совершенно серьезным. Он положил мне руку на плечо. – В общем, я хочу сказать, что дело в следующем. Оно, конечно, если речь идет о нас с тобой, нам на все это плевать, какого, в самом деле, черта? Но есть же вокруг и другие люди, о которых тоже приходится думать, разве не так? Вот представь, что будет, если Норрис зацепит какого-нибудь парня и вытрясет из него все на свете, до последнего цента?
– Это будет ужасно.
Фриц сдался. Его последний залп звучал так:
– Ну что ж, не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Нет, Фриц, что ты. Ни за что.
Расстались мы друзьями.
Возможно, Хелен Пратт была насчет меня не так уж и не права. Понемногу, шаг за шагом, я выстроил для Артура романтические декорации и ревниво следил за тем, чтобы никто их ненароком не опрокинул. По большому счету мне даже нравилось рядить его – про себя – в костюм опасного преступника; впрочем, всерьез я ни на минуту в эту бредовую идею так и не поверил. Все мое поколение – поколение снобов, вот только вместо аристократа мы воздвигли на пьедестал криминальную личность. А еще я привязался к Артуру из чистого упрямства. Если моим друзьям не нравится его рот или его прошлое, тем хуже для них; меня же грела мысль, что сам я, несомненно, глубже, человечней, чем они, и куда лучше разбираюсь в тонкостях людской природы. И если иногда, в письмах в Англию, я отзывался о нем как о «прелюбопытнейшем старом жулике», это свидетельствовало только лишь о желании как-то его приукрасить; сделать из него человека дерзкого и уверенного в себе, расчетливого, но способного при этом на самые безудержные порывы. Каковыми качествами
