произнося нараспев имена Всевышнего, а за ними, в свою очередь, появилась команда игроков в поло. Лишь в конце дня, когда уже близился закат, началась собственно церемония обрезания. Принцу Бахадуру, одному из внуков Кайтбея, должны были сделать обрезание в компании не менее семидесяти сыновей верховных мамлюкских эмиров.
Возглавляемые церемониймейстером, эти семьдесят юношей, увешанные золотыми и серебряными украшениями и одетые как маленькие девочки, медленно проехали верхом через весь ипподром. Вейн объяснил:
– Пока не сделана операция, этот наряд защищает их от дурного глаза.
За ними шествовали семьдесят цирюльников и семьдесят помощников цирюльников, хором воздававшие хвалу единому Богу. Из конца в конец процессии носились пажи со странными, ни на что не похожими предметами на длинных шестах. На дальнем краю ипподрома были сооружены шатры, куда и вели детей. Расположившийся за шатрами военный оркестр заиграл ритмичную, но то и дело спотыкавшуюся мелодию. Из толпы раздались пронзительные женские завывания, которые смешались с громкими напевами дервишей. Если этим шумом предполагалось заглушить крики детей, то все старания были напрасны. Каждый представлял себе семьдесят поднимающихся и опускающихся ножей, семьдесят окровавленных кусочков крайней плоти. Весь ипподром трепетал, визжал и ходил ходуном. Дети из шатров так и не вышли. Из стен Цитадели прогремел орудийный выстрел – знак окончания церемонии. Народ начал расходиться.
– Завтра пойдем к Кошачьему Отцу. Во время полуденной молитвы обязательно будьте в караван-сарае.
Вейн взмахнул на прощанье рукой и исчез.
У ворот произошла заминка.
– Стража всех проверяет. Ищут Мессию, – объяснили ему.
– Но как они его узнают?
– Об этом сказано в книге. Костлявый палец указал, и Бэльян прочел:
Он сказал: «Мессией будет тот, кто очистился страданием. Однако им также будет тот, кто не ослаблен осознанием страдания».
– Но не волнуйтесь. Вы совершаете паломничество. Мы можем незаметно провести вас через боковые ворота.
Они прошли и попали на ипподром. Катарина Александрийская лежала распластанная, привязанная к огромному колесу, повернутому к солнцу, вокруг нее – каирская знать в тюрбанах и чадрах. Мамлюк, чье лицо было скрыто кольчужным шлемом, достал из висевшего у него на поясе металлического колчана молот. Бэльян вынужден был смотреть. Какой-то старик говорил ему:
– Только размышления о нестерпимой боли подготовят вас к грядущим испытаниям. – Раздался смех, и показались редкие зубы. – Я обычно представляю себе, как меня съедают львы!
Мамлюк уже повернулся лицом к павильону султана, боек его молота покоился у него на ладони. Раздался звук трубы, мамлюк резко повернулся и опустил молот на коленный сустав христианки. В поблескивающем
