Прямо из стола росли веточки с листьями, образуя замечательную подставку для компьютерного монитора. Как-то раз Мэг спросила, не было ли дереву больно, когда папочка делал из него стол, но он рассмеялся в ответ:
– Нет, доченька, я бы никогда не обидел дерево. Оно само захотело стать моим столом и поэтому приняло такую форму.
Это тоже не показалось пятилетней Мэг странным: обращаться к дереву как к человеку было для нее в порядке вещей.
Но сегодня Мэг стало неуютно в гостиной. Ей не нравилось, что папочкин голос дрожал. Подойдя к столу, она обнаружила, что вместо привычных пакетиков с семенами, рисунков и цветов на нем лежит стопка бумаг – напечатанные на принтере письма, толстые пачки скрепленных документов, конверты, – и все они были желтого, как одуванчик, цвета.
Читать Мэг не умела, но письма ей не понравились. Было в них что-то важное, властное и злое. Желтый цвет резал глаз. Совсем не такой славный цвет, как у настоящих одуванчиков.
– Вы не понимаете, – говорил папочка в трубку. – Это работа всей моей жизни, но дело даже не в этом. Мы шли к этому веками. Тысячелетиями… Мне без разницы, кажется вам это безумием или нет. Вы не можете просто…
Он обернулся и замер, увидев Мэг у стола. Лицо его исказилось: сначала на нем отразилась злость, затем страх и беспокойство, но в конце концов он вымученно улыбнулся и сунул телефон в карман.
– Привет, солнышко, – проговорил он срывающимся голосом. – Тебе не спится? Мне тоже.
Он подошел к столу, сгреб с него одуванчиковые бумаги и, засунув их в дупло, протянул Мэг руку:
– Сходим в теплицы?
Видение снова изменилось.
Это было смутное, обрывочное воспоминание: Мэг была одета в свой любимый наряд – зеленое платье и желтые легинсы. Эта одежда ей очень нравилась: ведь папочка говорил, что в таком виде она похожа на их друзей из теплицы – такая же подрастающая симпатяшка. Спотыкаясь в темноте, она бежала за папочкой к машине, в рюкзаке у нее лежало только любимое одеяло, потому что папочка велел ей собираться скорее. Им пришлось взять только то, что можно унести с собой.
Пройдя половину пути, Мэг остановилась, заметив, что в теплицах горит свет.
– Мэг, – сказал папа голосом, хрипящим, как гравий у них под ногами. – Пойдем, доченька.
– Но как же Ирклис? – спросила она. – И остальные?
– Мы не сможем взять их с собой, – ответил папочка, стараясь сдержать слезы.
Мэг раньше не видела, как отец плачет. Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.
– А волшебные семена? – не унималась она. – Мы посадим их там… куда едем?
Сама мысль о том, чтобы уехать куда-то, казалась ей дикой. Аэйталес был ее домом, другого она не знала.
– Нет, Мэг, – казалось, папочка едва может говорить. – Они могут вырасти только здесь. А теперь…
Он
