два детских сада и две школы. Еще есть парк, церковь, библиотека, профлицей (он же, по старинке, ПТУ) и филиал областного университета. Градообразующее предприятие – трубопрокатный завод – много лет стояло в запустении и лишь недавно вполсилы заработало вновь.
А вот и Заводская улица – бараки без горячей воды и элементарного ремонта при заводе, где живет всякий сброд. Дальше будут вещевой рынок и вокзалы – авто- и железнодорожный. Город сам намекает жителям, что из него давно пора валить…
В моей школе учатся ребята из Микрорайона, Центра и Частного сектора – относительно обеспеченные и адекватные, а «заводские» – малочисленные местные отморозки – после девятого класса дружно идут в ПТУ получать специальности сварщиков и поваров, ведь школа дает только общее образование.
Но в этом году случилось ЧП городского масштаба: один из «заводских» изъявил желание учиться дальше. Завтра он придет в наш образцовый 10 «Б» класс. И все бы ничего, но этот умник – Урод.
Бабушка услышала страшную весть от бывших коллег еще в июле. И слегла с давлением. Весь месяц она писала жалобы в разные инстанции, пыталась воздействовать на нового директора, но успехом ее бурная деятельность не увенчалась. Оказывается, Урод хорошо учится, и школа не имеет права отказать ему в получении дальнейшего образования.
Громкий лязг раздается в салоне, мотор глохнет, заунывный голос певца смолкает, под потолком плывет черный дым.
– Приехали! Выходим! – орет водитель бубнящим бабушкам. – Ничего не знаю, ждите следующий рейс!
Вслед за возмущенными пассажирами я выхожу из автобуса.
То же яркое солнце запуталось в камуфляжной сетке зеленых листьев, тот же ветер треплет волосы, тот же запах пыли и скошенной травы наполняет легкие. Над макушками кривых деревьев возвышаются огромные трубы.
Заводская. Район, где мне строго-настрого запрещено бывать.
Слегка кружится голова, в груди разрастается жгучий интерес.
Престарелые «подруги по несчастью» в ожидании автобуса занимают лавочку на остановке, а я затаив дыхание решаю прогуляться. Совсем чуть-чуть.
Неподалеку виднеются ржавые ворота – вход в запущенный сквер или парк, а внутри – памятник рабочему в зарослях кустарников и выкрашенные синей краской скамейки. Оттуда доносятся веселые голоса.
– Пого танцуют так! – густым басом поучает кто-то; миновав куст сирени, замираю – огромный детина в кожаной куртке с заклепками, плотно прижав руки к телу, несколько раз подпрыгивает на месте. – А то, что ты изображаешь, – не канон! Ты трясешься, будто тебя током долбануло!
– Не колышет. У меня свой пого! – вальяжно отзывается парень в мешковатом пиджаке и вдруг выдает резкие, ломаные, ненормальные телодвижения.
В ужасе пячусь назад, проваливаюсь каблуком в трещину асфальта, пакет в руках надрывается, я всхлипываю.
Парень оборачивается и пристально
