голышом, и мне не хотелось тебя отпускать. Я думал о тебе днем и ночью. Похудел на десять килограммов, и краски тогда были намного ярче, и все, что я видел и слышал, напоминало о тебе.
Втиснувшись между нами, Грейси растащила нас в стороны:
– Хватит целоваться.
Не встрянь она, мы могли бы заняться любовью. Из-за такого стоило опоздать на работу.
Воскресенье, 26 августа
1 час ночи
Не имея опыта клубной жизни, я не сообразил, что «Лох» откроется в половине двенадцатого, не раньше.
Центр Лестера казался Диким Западом. Я пытался найти тихий паб, где бы можно спокойно почитать книжку, но тщетно. В конце концов я отправился к Уэйну Вонгу, где мне подали «фирменный ужин на одного». Попросил Уэйна заменить курицу в кисло-сладком соусе говядиной с черными бобами, но, к моему изумлению (я знаком с этим человеком тридцать лет!), он отказался:
– Если я сделаю это для тебя, Моули, мне придется делать то же самое для других, и тогда нам грозит хаос. Хаос!
Возраст не украсил Уэйна, он почти облысел и раздался вширь и теперь очень похож на надувного человечка с утиной физиономией из путеводителя «Мишлен».
Когда он принес мне еду, я полюбопытствовал:
– Так ты достиг своей великой цели – купить «ламборгини»?
– Нет, – буркнул Уэйн, – но спасибо, что напомнил.
Тогда я спросил, знает ли он, когда открывается «Лох».
– Я что, похож на человека, который интересуется подобной фигней? Я кручусь здесь по двадцать четыре часа в сутки без выходных. Вкалываю как заведенный.
– Деньги – это еще не все, Уэйн.
Смахнув со скатерти макаронину, он ответил:
– Деньги – это все, Моули. У меня двое детей, оба учатся в частной школе, родители в доме для престарелых, и недавно я запустил в аквариум новых золотых карпов, за которых с меня слупили пять сотен.
В одиннадцать я уже был у дверей «Лоха». Они еще не открывались. За мной начала выстраиваться очередь.
Парень в сетчатой майке скептически оглядел меня и сказал:
– В таком прикиде, братан, тебя туда не пустят, это против правил.
Рядом взвизгнула девушка:
– Долой «Барбери»!
Я снял шарф от «Барбери», купленный в «Марксе и Спенсере», и запихнул его в карман.
Ровно в 11.30 двери отворились и на нас пахнуло застоявшимся воздухом. Чернокожий красавец-великан вынес столбики и перегородил дверь бархатным шнуром. Я подошел к нему.
– Полегче, профессор, – вытянул он руку, – мы еще не открылись.
Я спросил, не знает ли он Малыша Кертиса.
– Это я и есть, – ответил он.
– У меня для вас сообщение из Афганистана, – продолжил я. Великан расхохотался. – Я – отец Гленна.
– Того самого Гленна? – уточнил Малыш.
– Да, я – мистер Моул, папа Гленна.
Девушка из начала очереди крикнула:
– Впусти нас,
