style="font-size:15px;"> Дьявол и все его демоны занудны и предсказуемы, потому что бунтуют против истины. Само преступление – в отличие от его разгадки – скучно для утонченного разума, но всегда зачаровывает простаков. Один фильм про Ганнибала Лектера захватывает, но второй вызывает зевоту. Мы любим серийного героя, но серийный злодей быстро надоедает, потому что очень стремится шокировать нас. У добродетели богатое воображение, зло – повторяется.
В Роузленде хранили секреты. Для хранения секретов причин много, и только малая их часть обусловлена злом.
Я устраивался на шезлонге, чтобы дождаться, когда мистер Шилшом включит свет на кухне, и тут ночь заинтриговала меня. Я не говорю – удивила, потому что у меня вошло в привычку ожидать чего угодно.
К югу от террасы широкая дуга ступеней поднималась к круглому фонтану, у которого высились шесть больших ваз эпохи итальянского Ренессанса. За фонтаном еще одна дуга ступеней вела к травяному склону между двумя зелеными изгородями. С другой стороны изгородей журчали водяные каскады, на которые падали тени высоких кипарисов. Вся эта красота вела к очередной террасе на вершине холма, сотней ярдов выше, где стоял украшенный резьбой, без единого окна мавзолей из того же известняка, куб со стороной в сорок футов.
Построили мавзолей в 1922 году, когда закон еще не запрещал захоронения близких на территории собственного поместья. Но в этой великолепной могиле не лежали разлагающиеся трупы. Для урн с прахом предусмотрели ниши в стенах. Там и нашли последнее пристанище Константин Клойс, его жена Марта и их единственный ребенок, который умер молодым.
Внезапно мавзолей начал светиться, будто огромное сооружение построили из стекла, а внутри запульсировала золотистым светом невероятных размеров масляная лампа. Финиковые пальмы, растущие за мавзолеем, отражали это сияние, их ветви превратились в оперенные хвосты фейерверков.
Стая ворон, слишком потрясенных, чтобы каркать, сорвалась с пальм с хлопаньем крыльев. Птицы тут же растаяли в темном небе.
В тревоге я вскочил, как делаю всегда, если здание неожиданно для меня начинает светиться.
Я не помнил, как поднялся по ближайшей дуге ступеней, как миновал фонтан и поднялся по второй дуге. Пришел в себя на пологом травяном склоне, на полпути к мавзолею.
Ранее я посещал эту могилу. Знал, что мавзолей прочностью и толщиной стен не уступает пороховому погребу.
Теперь мавзолей выглядел стеклянной клеткой, в которой жили светящиеся феи.
Хотя этот неестественный свет не сопровождался звуком, возникало ощущение, что распространяющиеся от мавзолея волны давления ударяются об меня, проходят насквозь, будто я испытываю приступ синестезии, ощущаю звук тишины.
Именно эти волны сдернули меня с шезлонга, заставили подниматься сначала по ступеням, потом по траве. Они вихрем проносились сквозь мое тело, и этот водоворот вогнал меня в некое подобие транса.
