институтов. Только он один не понимал той издевки, которая стояла за словами Ильи о его «помощи» мне. Все остальные умели определять толщину выносимых из кабинета шефа конвертов «на глаз», не хуже томографа просвечивая содержимое внутренних карманов пиджаков и кофточек их владельцев (особенно когда кто-то по рассеянности надевал холодный пиджак перед тем, как зайти в кабинет). А то, что за «добрую весть», которую выхватил у меня из рук сегодня Илья Стефанович, полагалось утолщение содержимого конверта, тоже ни для кого, кроме Иосифа Самуиловича, секретом не было. Так что всех интересовало – как я отреагирую на столь явный «грабеж», как буду держать удар.
Я уже успокоился и потому вполне дружелюбно сказал:
– Спасибо, Илья Стефанович! Вы – истинный единочаятель и умелый сотрапезник! Куда бы я без вас делся…
Илья мгновенно истолковал мою интонацию в том смысле, что на этот раз я смиренно признал его победу, тут же скроил плаксивую физиономию и начал балаганить:
– Ну, вот, опять меня обижают! Никто меня не любит, а я такой мягкий и пушистый…
В доказательство последнего своего утверждения он кокетливо оттянул ворот своего действительно роскошного свитера и доверительно сообщил:
– Одна знакомая три месяца вязала!
Но плаксивость вдруг столь же мгновенно сменилась решительным рыком, обращенным к Татьяне:
– Бор-ры-совна! Куда делось то письмо из Даргомыжска, где они про закрытие станции писали?
Он забегал по комнате, причитая:
– Важная ведь бумага! Там после самого письма и дурацкой рекламной картинки, где стрелочник переводит стрелку на «путь технического прогресса», еще список был тех станций, которые они рекомендуют для временного использования в период их реконструкции! Куда ты…
Тут его глаз упал на подоконник, где Лидия Федотовна кипятила утром себе чай и…
Но я так и не узнал, чем закончилось его объяснение с Лидией Федотовной. «Матюгальник» уже проснулся, и голос шефа, наверняка слышавшего в режиме прослушки рассказ Ильи и теперь, после правильного своего маневра с пятиминутной отсрочкой вызова, и мою реакцию на ильевскую инициативу, уже не маскируя свою осведомленность о моем местопребывании, с легкой укоризной произнес:
– Игорь Петрович, я же просил – зайдите!..
О втором разговоре с Василием Васильевичем об Амгарских делах, нашей с ним попытке бросить курить, особенностях и традициях занятия мест на производственных совещаниях, конспект типичного выступления шефа, а также об успешно выдержанном мною экзамене, в результате чего я получил командировочное задание.
С силой дивной и кичливою
Добровольного бойца
И с любовию ревнивою
Исступленного жреца,
Я служил ему торжественно,
Без раскаянья страдал
И рассудка
