выглядит устрашающе, но… Я уж и не знаю, когда ел в последний раз.
– Что же, эти добрые, как ты говоришь, люди в рыбачьей деревне не дали вам ничего в дорогу? – недоверчиво спросил Реджинальд и даже похолодел – такими растерянными, пустыми сделались вдруг глаза его друга.
– Этого я не помню. Веришь ли, я не помню ничего с той минуты, как нас накормили во дворе дома старосты этой деревни и указали, в какие хижины идти ночевать. Помню, солнце садилось, небо было алое, золотое… вдруг кто-то положил мне руку на плечо – и все. И все, ты понимаешь? У меня как бы помутилось в глазах, а когда прояснилось, я увидел себя стоящим чуть не по колени в Ганге, а рядом был этот благословенный разносчик, который и привел меня в твой дом. Где мои спутники? Где я был все это время, как добрался до Беназира, кто мне дал те лохмотья, в которых я предстал перед тобой, – этого я не помню. Совершенно не помню! Более того, стоит напрячь память, как у меня в мозгу словно бы разливается серебряный свет – такой, знаешь, блеклый, бледный, лунный…
– Лунный?! – переспросил Реджинальд. – Это опасная вещь… Ты заметил, что все индусы носят тюрбаны? Уверяю тебя, защищают головы не только от солнечного, но и от лунного удара!
– Рассказывай! – отмахнулся Василий.
– Уж поверь, – очень серьезно кивнул Реджинальд. – Видел ли ты в Калькутте настоящих бенгальцев?
– Конечно, они единственные не прикрывают голов, а ходят со своими черными гривами.
– Да, бенгальцы не носят тюрбанов даже в полдень, когда, как говорится, даже у слона может сделаться солнечный удар. Но и бенгалец не выйдет из дому в полнолуние, не прикрыв макушку! Опасно даже заглядеться на луну, а уж заснуть под луной… Припадки падучей болезни, безу-мие, даже смерть – вот наказание неосторожному. Оттого все стараются защитить головы ночью. А ты…
– А я, очевидно, этого не сделал, – задумчиво проговорил Василий, – и заснул под луною, и сделался не в себе, и мои попутчики, отчаявшись вернуть мне сознание, привели меня к священной Ганге и отдали под покровительство божества, которое не замедлило умилосердствоваться и направило ко мне своего посланца в лохмотьях и с кружками на шесте. – Он расхохотался с видимым облегчением. – Ну что же, это многое объясняет. Жаль только, что небеса не передали мне увесистого кошелька рупий взамен утопленного в океане!
– Мой дом, мой кошелек, я сам к твоим услугам, – произнес Реджинальд высокопарно, с тем видом снисходительного отвращения, который всегда принимает истинный джентльмен, когда ему приходится обсуждать такой низменный вопрос, как отсутствие денег.
– Благодарю, – кивнул Василий. – Поверь, я тронут. Возможно, мне придется воспользоваться твоим кредитом, однако скажи: знаешь ли ты здесь каких-нибудь русских?
– Трудно не знать, потому что единственный здесь русский – мистер Бушуев.
– Бушуев! – вскричал Василий. – Его-то мне и нужно!
