А где встал?
– В Гуляй-Поле.
– Это где ж тако хорошее поле?
– А в Новороссии.
– И что там?
– Вольную анархическую республику хлеборобов организовать будем. Заглядывай, если что, флотский.
– А что. Здесь порядок наведем… на Черном море братве поможем. А там и заглянуть можно.
Глава седьмая
Время счастливых надежд
1.
В хате Махно мать и четверо ее сыновей сидят за столом. Время от времени заглядывают соседа и знакомые: поздравляют с возвращением младшего с каторги, выпивают и закусывают.
Делается тесно, потом начинает пустеть.
– За Емельяна, – говорит Махно и встает, и встают все, и выпивают не чокаясь.
Увеличенная местным фотографом карточка Емельяна на стенке в красном углу, в фуражке с кокардой и унтерских погонах он на той карточке, и георгиевский крестик слева на груди, и углы усов подкручены браво. На германской погиб Емельян, в пятнадцатом году, в Мазурских болотах.
– Не дожил братка до свободной жизни!.. – с бессильной страстью говорит Махно и бьет кулаком по столу, подпрыгивают и падают стаканы.
2.
А вот грабят имение. Фщщщщщ! – полосует шашка перину, и снег летит из окна, кружась над двором.
Бах! – хлопает винтовочный выстрел, и третий глаз появляется в переносице старинного портрета. Мм-ме-е-е! – подает голос овца, тащимая за веревку.
Грузят на подводы кровати, комоды, трельяжи, стулья – с веселой натугой и матерком. Взлетает в небо старинное ночное судно – фарфоровое, расписное – и брызгает вдребезги под револьверной пулей.
В закромах зерно, картошка, колбасы, варенья – делят по-честному, поровну, и чубатые хлопцы осаживают толпу: «Осади, громодяне! Как не совестно, тетка, ты вже брала!»
И кто-то уже, оглянувшись, смаху въезжает ближнему в ухо и прибирает из его рук ременную упряжь с бляшками: «Ничо… обойдешься…» И тут же пули взрывают землю у его ног, добыча вываливается.
– А вот у своего брать нельзя, дядько, – улыбчиво и опасно поясняет Махно, суя наган в кобуру. – Анархокоммунизм – это не грабеж, а справедливость.
3.
А вот грабят немца-колониста. Далеко в степь успела упылить запряженная парой линейка с родителями-стариками да детишками. Следя в чердачное окошко, немец раскладывает четыре гранаты и передергивает затвор карабина.
– Наверху! – говорит парень в солдатской шинели и расплюснутой в блин фуражке.
Нестройный густой залп, щепки летят от косяков, и в ответ кувыркается в воздухе граната.
– Ложись!!!
Взрыв вышибает стекла из окон, закладывает уши.
– Во боевой немчик, – одобрительно говорит Махно и встает, маша папахой: – Стой, хер колонист! Тебя никто не грабит. Это происходит народная революция для установления справедливости. Частью хозяйства поделишься с обществом, и работай себе дальше!
&nbs
