подбираются к ней. Она грызла яблоко, сорванное в другом внутреннем дворе и с другого дерева – такого, с чьим существованием людям было куда проще примириться.
«В Ан-Монале ничего не растет, – шепотом говорили они друг другу, и это суеверие носилось по Ихельтету как ветер. – Там нет ничего живого».
Как большинство вещей, в которые верили люди, идея была далека от истины. Да, дерево из железного сплава не было живым в общепринятом смысле, но каждый год синевато-черные листья на его стремящихся к небу ветвях ржавели с приближением зимы, сперва покрываясь крапинками и пятнышками, затем меняя цвет на пурпурно-алый, переходящий в бледно-оранжевый и наконец чистейший серебристо-белый, после чего они рассыпались и превращались в мерцающий пепел на ветру. А потом, каждую весну, листья опять выскальзывали из твердой коры, будто крошечные клинки из ножен, и раскрывались веером, словно дарующие победу карты в руках игрока.
Тихий металлический процесс продолжался с тех пор, как Арчет себя помнила, то есть уже почти два века; и несмотря на множество дурацких пророчеств, что такие вещи прекратятся с уходом кириатов из мира, после того как последние огненные корабли ее сородичей наконец погрузились в кратер Ан-Монала и в сердце Арчет возникла незаживающая рана, дерево ни разу не сбилось с ритма.
Она, в общем, не удивилась, могла бы сразу сказать пророчествующим священникам, что это чушь. Народ ее отца гордился тем, что создавал процессы и артефакты, которые не нуждались в руководстве к действию.
«Мы есть то, что созидаем, – сообщил ей Грашгал загадочно в те быстротечные месяцы между концом войны и Уходом. – Нас склонили к познанию силы старше и темней познания как такового, а потом – давным-давно – изгнали из рая. Обратной дороги нет. Единственный способ одержать победу над этими силами – созидать. Созидать достаточно хорошо, чтобы, оглянувшись на тропе изгнания, ставшего плодом наших собственных действий, узреть приемлемый вид».
«Если обратной дороги нет, – с мольбой спросила она, – почему вы уходите?»
Но к тому времени споры стали бесполезными. Грашгал мог повлиять на Совет капитанов не больше, чем сама Арчет. От последствий войны что-то в кириатах надломилось, что-то привело их в ужас, который до сих пор оставался для нее по большей части загадкой. Они хотели уйти. Проведя тысячи лет на одном месте, снова строили планы, рисовали карты и просили у машин совета в вопросах, с которыми их собственные слегка поврежденные умы не могли разобраться. В мастерских Ан-Монала опять вспыхнуло яростное сине-белое пламя сварочных ламп, и каскады искр цвета киновари и золота лились вдоль изогнутых бортов огненных кораблей в сухих доках. Покрывшиеся пылью Кормчие пробудились от раздумий, поразмыслили над заданными вопросами и решили, что задуманное можно воплотить в жизнь.
Она невольно бросила взгляд налево, через двор, к арочному входу и вьющимся тропинкам, что уводили к мастерским. Призрачные отзвуки металлического звона затихли, когда полукровка вернулась в настоящее, вновь ощутила резкий кислый
