голодному.
Я далек от мысли, что нам пора перековать штыки она косы и серпы, но думаю, что пора уже призывать к любви, состраданию, взаимной помощи внутри класса, внутри лагеря трудящихся»[160].
Как, вероятно, хотелось бы, чтобы Владимир Ильич написал в ответ что-то возвышенное и о любви, и об альтруизме, и о сострадании. Ведь написал же о нем Максим Горький: «В России, стране, где необходимость страдания проповедуется как универсальное средство “спасения души”, я не встречал, не знаю человека, который с такой глубиной и силой, как Ленин, чувствовал бы ненависть, отвращение и презрение к несчастьям, горю, страданиям людей.
В моих глазах эти чувства, эта ненависть к драмам и трагедиям жизни особенно высоко поднимают Владимира Ленина, человека страны, где во славу и освящение страдания написаны самые талантливые евангелия…
У нас все книги пишутся на одну и ту же тему о том, как мы страдаем, – в юности и зрелом возрасте: от недостатка разума, от гнета самодержавия, от женщин, от любви к ближнему, от неудачного устройства вселенной; в старости: от сознания ошибок жизни, недостатка зубов, несварения желудка и от необходимости умереть.
…Для меня исключительно велико в Ленине именно это его чувство непримиримой, неугасимой вражды к несчастьям людей, его яркая вера в то, что несчастья не есть неустранимая основа бытия, а – мерзость, которую люди должны и могут отмести прочь от себя».
И, заключая эти размышления, Горький пишет: «Жизнь устроена так дьявольски искусно, что, не умея ненавидеть, невозможно искренне любить. Уже только эта одна, в корне искажающая человека, необходимость раздвоения души, неизбежность любви сквозь ненависть осуждает современные условия жизни на разрушение»[161].
Но говорить столь красиво Владимир Ильич не любил. Как заметил там же Горький – «он, как никто, умел молчать о тайных бурях своей души». Может быть, поэтому Ленин ответил Данилову кратко и совершенно категорически: «И “внутри класса” и к трудящимся иных классов развивать чувство “взаимной помощи” и т. д. безусловно необходимо»[162].
В этом «и т. д.» как раз и сказалось обычное для него стремление избегать столь значительных и в то же время столь захватанных самыми разными руками слов, как «возлюби ближнего», «любовь к людям», «сострадание»… Но главное было сказано: не только «внутри класса», но и к «трудящимся иных классов».
Так уж случилось, что слова «гражданский мир» применительно к России написал в статьях, посланных Ленину, человек весьма одиозный, с «мутной» душой и биографией, исключенный в 1922 году из РКП(б) за антипартийную деятельность – Гавриил Мясников, или, как звали его уральцы – Ганька.
Между прочим, именно он в июне 1918 года положил начало уничтожению царской семьи, расстреляв, вопреки всем директивам, исходившим из Москвы, Михаила Александровича Романова и его секретаря. Тогда он был уверен, что «в Кремле совершают ошибку», сохраняя жизнь Романовых, но он сам исправит
Цит. по:
Воспоминания о В. И. Ленине. В пяти томах. Т. 2. М., 1969. С. 252, 253.
